А талдычить без толку одно по одному уже и талдык отказывает. И так бывает хорошо: за вечер один-два звонка, никому не нужен, а просыпаешься по утрам с мыслью, что и сам себе в этом образе не нужен и ничего не сделал, только «образ» годами лепил, а ему пришло время трескаться.
Только близким и нужен для поддержания жизни, но это, вероятно, возрастное, а возрастное пройдет.
Москву не терплю, но в Москве есть несколько человек, к кому можно прийти и посидеть, с кем для поддержания духа можно и по телефону поговорить. В Иркутске не стало. Провинция наша, которую мы возвышали, что это понятие лишь «географическое», в несколько лет превратилась в душевную окраину. Это не потому, что я Москвы нанюхался или возомнил, нет. Есть от чего скиснуть, но ведь и молодежь не шумит, как в наше время.
Дай Бог, чтобы временно или ошибался.
В Москву, если не будет тревоги, приеду в начале мая. Тогда, может быть, с Марией[36] и в Печоры. О писательском съезде, о будущем, уже как-то и забылось, пользы от него не будет. Надо, наверное, но как вспомнишь, что будет, какие честолюбия и самолюбия переговорят все остальное, — и в сторону опять. Ничем нам союз теперь не поможет.
В. Распутин — В. Курбатову
6 апреля 1994 г.
Иркутск.
Получил сегодня твое «взыскательное» письмо, набрался гнева, чтобы, в свою очередь, взыскать и с «Лит. России», а потом решил посмотреть это письмо. Посмотрел и подписи своей не нашел, слава Богу. Где ты ее увидел? Может быть, в «Независимую» она каким-то образом попала? Но никто из моих знакомых с «Независимой» дела не имеет, проверить не могу.
Стал тебе в Псков звонить — бесполезно. А потому отпустил на дальнейшее покаяние мою и без того грешную душу.
Прозу писать мне поздно. Влачусь.
В. Распутин — В. Курбатову.
16 февраля 1995 г.
Москва.
Пишу тебе перед самым отъездом; если ничего здесь, в Москве, не произойдет, постараюсь просидеть в Иркутске до мая.
Издательство, о котором я говорил тебе по телефону, называется «Панорама». Это бывший не то «Плакат», не [то] что-то в этом же роде. Зарабатывает он сейчас на календарях, на именных президентских конвертах, на открытках и пр., а кроме того — издают книги. В том числе детективные, но, как уверяли меня, не срамные. Идет у них и библиотека классики, очень хорошо оформленная, богатая (по виду), которую они решили дополнить современной литературой. Один томик предложили мне. Платят очень мало — 5 % с проданного экземпляра (тираж будет 20 или 30 тысяч). Я согласился потому, что уж больно хороша эта библиотека. В книгу войдут «Деньги», «Матёра» и рассказы, всего листов 25. Рассказы еще надо написать. Сдавать рукопись нужно в октябре, твою статью, если ты не передумаешь и если тебе не надоело возиться со мною, тоже тогда же. Они уже сейчас готовы были заключить договор, но без тебя я не стал торопиться. В мае-июне, если удастся встретиться, пойдем вместе.
Теперь о гонораре за трехтомник. Богатых людей оказалось расчаливать очень трудно. Пришлось делать это в два приема. Поэтому деньги ждут тебя в двух местах, но от этого в два раза больше их не стало. То, что удалось мне вырвать (250 р.), лежит у Эли Шугаевой в сейфе. После этого я натравил на них, на этих акул империализма и капитализма, еще Люду Бородину, тем паче что они и ей, оказывается, не уплатили за редакторство.
Валентин, не хотелось бы, чтобы ты статью для «Панорамы» делал через силу. Если у тебя такое же ощущение, что сказал все, что мог, и вымучивать будет трудно, решительно отказывайся. Меня это обидеть не может, «Панораму», думаю, тоже. Срок для раздумий — до мая. К этому времени, я надеюсь, выйдет рассказ в «Нашем современнике», примерно в два печатных листа, и рассказ в «Москве» (небольшой).
Тебя, живоцерковца, обнимаю.
В. Распутин — В. Курбатову.
30 марта 1995 г.
Иркутск.
Добро с окончательным согласием на статью я от тебя получил, а дня три назад выслал бандероль с книжками от Гали-книгоноши. Пока всего четыре книжечки, потом вышлю еще.
Съездил к матери в Братск (не знаю, как дальше буду ездить. Дали тут вместо гонорара премию за публицистику — 600 тыс., и почти всю ее тотчас же отдал за дорогу). Затем клюнул на бесплатную путевку в санаторий на Байкал за октябрьские труды — и тоже попал. Выяснилось, что на дармовщинку легко трижды на дню ходить в столовую, а работать на дармовщинку нельзя. Две недели пытался и ничего из себя не выжал. Вернее, что выжал — выбросил. Очень хотелось сжечь, чтобы приблизиться к Ник. Вас., но не оказалось печки. Так что нового для книжки, я думаю, наберется не много. К тому же летом, вероятно, придется подновлять «Сибирь». Наш «Интурист» снова зашевелился с ее изданием на чужестранных языках, а для этого им надо, чтобы книга имела конец не десятилетней давности, а заглядывала в теперешние дни. В бодрые часы кажется, что все успею, но чувствую — едва ли.
