Каждый день - падающее дерево - страница 17

. Он наблюдал за разбуханием и приумножением океанского желе, притаившись в глубине первых чешуйниц и многоножек-броненосцев посреди растительного брожения, а также личинок и молок. Он уже был прокаженным внутри кораллов и углеродов, в силурийских отложениях[62] и в нежном известковом иле, который пузырился целые века, а затем затвердел литографическим камнем, где прочерченная линия раскрывает незримое. Этот минеральный, ископаемый прокаженный уже присутствовал в первой колонии бациллы Хансена[63], — очень мелкого, но весьма специфического микроба, которого легко обнаружить в sputum[64] и носовых выделениях, — беспорядочной группе яйцевидных тел, образующих сеть плотных цепочек, внезапно прерываемых то здесь, то там. Ибо таков символический портрет этого существа, истинная схема синевато-металлического лица, темного припудренного лака и коричневого блеска, словно покрытого мыльной пленкой. Этот прокаженный во все времена проживал в огромном царстве, он участвовал в походах финикийских матросов, легионеров Помпея или багаудов[65], бродивших по галльским дорогам. Он не просто историческая непрерывность, а сама вечность. «…Die Toten eben die sind, welche nicht sterben konnen»[66]. Чудесная двусмысленность этой многослойной фразы, этой сентенции с множеством способов употребления, как положительной, так и отрицательной в возможном ее применении, например, к прокаженному — высшая вежливость предложенного выбора, прекрасная иезуитская фраза…

Поднимаясь над несколькими смыслами, но при этом оставаясь привязанной к смыслу и содержанию, Ипполита отстаивает право собственности на свои мифологические символы, она понимает, что аллегории принадлежат лично ей, хотя у нее достаточно высокомерия, чтобы оставлять чистое поле между собой и предметом, между собой и образом, между смотрящими глазами и рассматриваемой поверхностью — no man’s land, полную сюрпризов. Ведь сюрприз, сохранивший способность изумлять, требует лишь, чтобы мы шли ему навстречу. Ожидаемая неожиданность, которая всегда предчувствуется, устраивает его с ложной внезапностью. Наименьшее, что может сделать Ипполита, исполненная благодарности к судьбе, — держаться в стороне от скучных вещей, от всего, что кажется ей kleinkariert[67].

Начало апреля. Апрельская гроза, оранжево-черная — любимые цвета Бёрдсли, такими были полосы на его знаменитом диване, а также фовистские цвета[68], цвета барочного неба и пятнистых фруктов. Цвета тигровых лилий, тигридий и павлиньего глаза, но пока еще — не их сезон. Оранжевый и черный — цвета пламени и раскаленных углей, цвета головней, почерневших в рыжей шевелюре огня. В каминах моего детства разжигали сильный огонь. Туда бросали руки, кисти и пальцы, которые потрескивали, истекая соком, шепча и шипя. Иногда веточка, покрытая белой гусеницей, со вздохом падала и погружалась в золу. На улице еще было светло, чайки пищали в бескрайнем перламутровом небе с мелкими облачками. Кстати, почему это я решила, что небу Индии не хватает простора, раз есть Бамни-Дадар — Венерина раковина, радужная слизистая оболочка и даже павлиний шлейф, нелепый в своей напыщенности? Впрочем, ничто не сравнится с небом детства… Вечером поднимали сначала дарохранительцу идеально-желтого цвета, в действительности — шафраново-желтого, который еще не превратился в оранжевый, ведь оранжевый — цвет смешанный, уже упадок. Идеально-желтый, еще бледный, цветочножелтый, словно просвеченный, желтый цвет савана. Желтый цвет желтого солнца, заглядывающего в сарай с качелями, желтый, лижущий плиточный пол цвета кости, на котором вырисовывается моя тень, тень Югетты и качелей. Но оранжевый и черный напоминают мне также мадмуазель Луизу с ее пламенной шевелюрой и ее платьями торговки. Мы были соседями по площадке и жили рядом с Домом инвалидов[69]. Она снимала квартиру, сотканную из мглы, испарений, откуда то и дело выплывало распятие, лурдская Дева Мария[70], букет искусственных цветов. Единственной поразительной деталью была коллекция кубических коробок из черного дерева, почти одинаковых и сплошь покрывавших верх комода. Спустя много лет я видела в метро грязную, подозрительную старуху, прижимавшую к груди такую же коробку, но мне до сих пор невдомек, что может храниться в этих деревянных кубиках, да и хранится ли там хоть что-нибудь.