- Это Максимович, - Дарья поспешила с комментариями. - Бывший сотрудник института. В командировку приплыл за лабораторным оборудованием.
- Это не Максимович, - гладя в сторону, редактор нащупал на крючке вафельное полотенце, и вытер ладони. - Это монах из поселка.
- Вы монах? - Дарья укоризненно посмотрела на меня.
- Монах, - отозвался я. - В черных штанах. Отвезите меня в поселок, Зайцев. Я вам заплачу.
- Из награбленных денег? Ты налетчика пригрела, Дарья. Мне стыдно за тебя. Он позавчера «Нюренберг» ограбил в присутствии роты вооруженных славян. Участкового Щукина зарезал. У Агеева отвертку отобрал. Сто двадцать тысяч рублей унес деньгами, да водкой. Дарья как стояла, так и села на стул.
Я почувствовал, что она вот-вот расплачется. Но она выдержала характер. Она терпеливо ждала от меня объяснений, каких, однако же, не последовало. Я не намерен был ее в чем-то разубеждать. Я не совершал того, что приписывал мне Зайцев, и не набивался в Максимовичи. Как и в монахи, прошу заметить.
- Ты спала с ним? - уши Зайцева вдруг зарделись. - Почему на нем кофта моя наружу внутренней стороной?
Пуловер его я, действительно, напялил в спешке наизнанку.
- Он взял тебя силой?
Зайцев истерично всхлипнул, как-то по-детски топнул обувью, и кинулся на меня с кулаками. В рукопашных поединках редактор не был силен. Я легко уклонялся от его хаотичных попыток заехать мне по физиономии. Он впустую перемол кучу воздуха, постарался боднуть меня затылком в живот и расколотил занимавшую угол мансарды фарфоровую вазу. Зайцев посидел в своем углу, восстановил дыхание, и снова ринулся в атаку. Уверяю вас, ничто так не поощряет агрессию, нежели как пассивное поведение жертвы. На исходе четвертого, приблизительно, раунда Зайцев удачно лягнул меня в больное колено. Короче, надоела мне этот честный бой. Без особенного размаха я саданул ему в челюсть, и Зайцев укрылся под обеденным столом.
- Послушайте, Зайцев. Вы отдаете себе отчет, насколько может быть опасен человек, который грабит с отверткой винные магазины?
Он промолчал, буравя меня из-под стола взглядом, исполненным лютой злобы.
- Тогда отдайте мне ключ зажигания от моторки.
- Двигатель стартером запускается, - угрюмо ответил редактор. - Хотите еще и угон в свою автобиографию внести?
- Хочу, - подтвердил я свои намерения. - И хочу, чтобы вы уяснили, Зайцев: своей автобиографии не бывает. Бывает своя биография. Или автобиография. Но как вы редактор, вы могли этого не знать.
За бессмысленной возней с редактором, я совсем позабыл о присутствии его благоверной. Так она тихо себя вела. Оказалось, она убивала время за чтением газеты.
- Вот же. Здесь опечатано происшествие, - Дарья зачитала вслух криминальную выдержку. - «Эта жалкая тройка матерых злодеев заранее спланировала момент, когда в «Нюренберге» останется мало народу. Каждый из них сыграл свою роль в трагическом фарсе, разыгравшемся на виду полусотни очевидцев. Славянский иуда Агеев, осквернитель хоругвей и заповедей ордена, прикинувшийся паршивой овцой среди стада, зарезал в туалете милиционера Щукина, переоделся в его мундир и ограбил кассу магазина в предварительном сговоре с так называемым продавцом Филипповым. Последний отброс этой комедии масок, некто Флагман из бюро ритуальных услуг цинично выносил награбленные деньги в гробу с телом убитого Щукина, когда подоспевший наряд анархистов задержал всю шайку в непосредственной близости от места преступления. Магазин «Нюрнберг», известный широким потребителям как лидер продаж лучшей в мире водки «Rosstof», создаваемой по утраченным русским рецептам из зерна высочайшей отчистки…». И так далее. И подпись: главный редактор Евгений Зайцев. Дарья отложила газету.
- Как же ты говорил, Евгений, что Максимович убийца?
- Это политика, Даша, - Зайцев покинул свое укрытие, встал и отряхнул испачканные пылью брюки. - У духовенства в Казейнике высокие покровители.
- Прощайте, Дарья. Спасибо за хлеб-соль, - я положил ей на плечо руку, но Дарья стряхнула мою руку.
- Я отвезу вас, - Зайцев, опережая меня, устремился к люку.
