- Пять лет и третий месяц.
- Как вам живется в Казейнике?
Она рассмеялась.
- Я не была в Казейнике. Студию муж арендовал, и тогда еще на берегу водохранилища. Здесь тихо, спокойно. Леплю без указки. Это мое. Лепить я с малолетства пристрастилась. Потом уже детская студия. Строгановское училище. Свадьба. Гжель на электричке.
Дарья кивнула на обойный фотографический портрет в дорогой вишневой рамке с червоточинами. Там обитал насупленный молодой человек в очках.
- Потом Зайцева позвали сюда. На местный комбинат «Франкония» сразу главным редактором в многотиражку. После бульварной газеты муж обрадовался. Конечно, большой успех для начинающего журналиста.
- Без сомнений, - поддержал я морально Зайцева. - И что у нас производит комбинат?
- Мы с ним на выставке познакомились. В «Экспоцентре». Я стенд оформляла для немцев. Тогда мне деньги были нужны.
- А сейчас не нужны?
- Вы думаете, я задаром ваяю? - она рассмеялась. - Женское рукоделие? Ничуть. Все мои работы куплены частным коллекционером. Скоро будет моя персональная выставка. Музей современного искусства в Нюрнберге.
«Опять Нюрнберг, - я погасил сигарету в пепельнице, и прикончил остывший кофе. И «Франкония». Земля франков. Нюрнберг ее исторический центр. Похоже, Казейник боши капитально отвоевали. Реванш за поражение под Москвой. Что-то здесь производит этот частный коллекционер. Что-то весьма опасное. Или, напротив, ликвидирует. Токсичные отходы? Возможно. «Годов девять Казейник блуждает по области», - сказал участковый. Итого девять лет природная аномалия разрастается. Природа уничтожена кислотными осадками. И тучи в сторону ветром не сдувает. А ветер налицо. Будто незримым куполом Казейник накрылся. И никто не учуял. Ни в Москве, ни в области, ни из космоса. Подпространство какое-то. Затерянный мир. Призрачная зона. Вопрос. Для чего этому частному коллекционеру Дарья Шагалова? Ладная маленькая фигурка в большой и запутанной партии? Ответ. Пусть Зайцев ломает голову. А мне из Казейника надо сматываться».
- Еще кофе? – пробился ко мне голос Дарьи.
- Пожалуй.
Она засыпала кофейные зерна из пакета в избушку-мельницу и принялась их перемалывать заодно с моими костями:
- Вам, разумеется, на искусство плевать, Максимович. Кто вы здесь? Лаборант?
Да еще и не лаборант. Жулик из тех, что на Княжеской меняются. Вы ведь меняетесь, Максимович?
- Меняюсь.
«Вчера монахом был, - закуривши следующую сигарету, я откинулся на спинку стула. - Сегодня даже не лаборант. Завтра кем стану, Бог только знает».
- Я так и думала. Польстились на казенный инвентарь, - Дарья ссыпала молотый кофе в турку, и поставила ее накаляться под газовым пламенем. - Комбинезон с предприятия украли?
- С какого предприятия?
- С комбината «Франкония». Не надо играть со мной, Максимович. Сотрудники с комбината привозят мне раз в неделю энергоносители, сырье и продукты, - она села против меня, и прищурилась. - Курите, Максимович. Или как вас там? Удостоверение личности поддельное?
- Нашел, - сознался я, нехотя. - На первом этаже. Где труп животного плавает.
- Это не труп животного, Максимович, - усмехнулась Дарья. - Это чучело примата. Я днем спускалась измерить уровень затопления. Там плавало в коридоре чучело шимпанзе. И этаж, к вашему сведению, не первый, а тринадцатый. Как сотруднику экологического института, вам должно знать, сколько в здании этажей. И не ссылайтесь на болезнь Альцгеймера.
- Допустим, - согласился я отчасти. - Но в искусстве я смыслю, товарищ Дарья.
- Смеетесь?
- Редко. В остальном же искренне рад за вас. Насчет выставки. Вы ангоб удивительно смешиваете. Пеликан просто изумительный внизу. Михаил Александрович Врубель одобрил бы.
- Вы находите? - на смуглых ее щеках проступил румянец.
- Как проснулся, так и нашел. Пеликана и прочих. А теперь позвольте откланяться. В Москву пора.
- Что вы там забыли?
- Там я все помню. Я здесь хочу все забыть.
- Да вы и впрямь не здешний, - изумилась Дарья. - Вы, разве, не в курсе? Я встал из-за стола.
- Сядьте.
Дарья посмотрела на меня с искренним сочувствием.
- Послушайте. Вы спрашивали, что производит комбинат.
