Бойня продолжалась, расширяясь подобно кругам на воде. Банки, выдававшие практически неограниченные кредиты под казавшуюся абсолютно надежной недвижимость, остались с собственностью без права пользования ею и, следовательно, без достаточного количества капитала. Чтобы хоть как-то возместить огромные убытки, банки были вынуждены сбывать собственность должников, но и тем не менее в течение года их приходно-расходные книги были заляпаны красными пятнами[2], кровью, единственно признаваемой банкирами.
Банк Даймё не был исключением. В отличие от многих других банков он выдержал удар, однако переживал исключительно трудный период, и его потери в значительной мере отражались на деятельности «Сато интернэшнл». Не далее чем шесть месяцев тому назад Нанги был вынужден заменить председателя правления Банка развития Даймё, однако, тем не менее, ситуация по-прежнему оставалась неподконтрольной. Это заставляло его испытывать чувство унижения, поскольку он сам когда-то в свое время был управляющим банком.
— Однако, так или иначе, взыскать капитал нам просто необходимо, — настаивал Николас. — Если мы не завоюем вьетнамский рынок, и как можно быстрее, то нас обойдут другие кэйрэцу.
— Мне требуется еще некоторое время, чтобы обдумать ситуацию, — в который раз — напомнил Нанги. — Мы только открываем для себя Вьетнам, и я не до конца доверяю его правительству.
— Ты хочешь сказать, что вовсе не доверяешь вьетнамцам.
Нанги, покачивая рукой, задумчиво глядел на чаинки в стакане. Он не любил, когда между ними возникала напряженность. Даже тогда, когда Николас несколько лет назад первый раз поехал в Сайгон, чтобы нанять этого парня Винсента Тиня в качестве директора их вьетнамского филиала, Нанги и то был обеспокоен. Тинь был вьетнамец, и Нанги подумал, что, говоря о недоверии к вьетнамцам, Николас был прав. Уже столько денег вгрохали в этот странный новокапиталистический Вьетнам, а Николас подбивает его на новые расходы. А что будет, если вернутся коммунисты и национализируют весь частный бизнес? Они с Николасом в таком случае потеряют все.
— Эти люди представляют для меня загадку, — сказал Нанги, поднимая глаза.
— И вьетнамцы бывают разные.
Нанги покачал головой.
— Китайцы в Гонконге тоже разные, однако я не боюсь иметь с ними дело. Они изворотливы, но, должен признаться, мне нравятся их интрига. А к вьетнамцам у меня такого чувства нет.
— Именно поэтому вьетнамцами занимаюсь я, — возразил Николас. — Ты только взгляни на наш баланс — доход от производства небольшого количества товаров, который мы имеем благодаря распорядительности Винсента в Сайгоне, просто астрономический. Подумай сам, что будут значить низкие затраты на производство для тех кобунов, чья прибыль все время снижается.
Конечно, Николас прав, думал Нанги, в этих делах он дока. Кроме того, нельзя не отдать должное его способностям предвидеть дальнейший ход событий в бизнесе.
— Хорошо, кивнул Нанги, — я сделаю все возможное, чтобы разыскать необходимые средства.
— Великолепно, — согласился Николас, вновь разливая чай по чашкам. — Ты не пожалеешь о своем решении.
— Надеюсь. Я собираюсь возобновить свои контакты с якудза, я буду вынужден сделать это.
— Если только ты знаком с кайсё, — заметил Николас без малейшего сарказма.
— Мне известно, что ты не испытываешь уважения к якудза, но ведь ты и не пытался даже понять их. Меня удивляет, каких трудов тебе стоит осознавать каждый новый аспект японского стиля жизни.
— Якудза — это гангстеры, — сухо заметил Николас. — О каком понимании можно тут говорить?
— На этот вопрос я не могу ответить, — сказал Нанги. — Никто не может, успокойся.
— Чего я не могу понять, так это твоих связей с ними. Оставь их вместе с их грязным бизнесом.
— Это все равно что сказать: не вдыхай азот вместе с кислородом. Невозможно.
— Неудачное сравнение. Ты считаешь, что терять с ними связь не невозможно, а непрактично.
Нанги вздохнул — он знал, что этот его аргумент не явится решающим в споре с другом, в спорах он всегда проигрывал.
— Тогда отправляйся к своему Кайсё, — заявил Николас, — или как его там.
