— Давай, — кивнул он, поднимаясь, достал из обшарпанного серванта пару стаканов. — Сейчас… Посмотрю, есть ли в доме чего-нибудь пожрать.
Шаркая расквашенными шлепанцами, он удалился на кухню, я посмотрел вокруг и обратил внимание на тусклый снимок, вставленный за мутноватое от времени стекло серванта.
На танковой броне на фоне пустынного пейзажа, замкнутого с тыла темными контурами скалистых гор — пейзаж был насквозь пропитан рыжеватой пылью, — сидели трое и без улыбок на каменных лицах напряженно уставились в объектив. Хозяин дома был в центре. Полевая форма выгорела на солнце и, казалось, дышала плотным запахом тяжелого солдатского пота.
— Афганистан? — спросил я, услышав за спиной характерное шарканье.
— Ага, — буркнул он, метнув на стол буханку черного хлеба и банку килек в томатном соусе. — Были времена. Там я еще комбат.
Мы чокнулись и молча выпили.
— Брось, парень, кого ты хочешь взять на пушку, — тихо произнес он. — Я ведь разведчик. А в том, что касается следовой подготовки, мне равных не было.
— Это ты о чем, следопыт?
— Ты такой же одноклассник моей дочери, как я генерал армии.
— Да. Верно. И ты не генерал армии.
Я коротко и просто, без затей рассказал: о тетрадке Ласточки и о ее просьбе навестить бедную Лизу.
С минуту он молчал, потирая шершавый от жесткой щетины подбородок, потом налил себе водки, одним махом выпил и сказал:
— Всех к стенке…
Его несколько обмякшее лицо опять одеревенело.
— Боюсь, комбат, я тебя не совсем понял.
— А чего тут понимать, — мрачно отозвался он, забрасывая ногу на ногу. — Я ведь все понимаю. Ну воруют. Ну грабят там на большой дороге. Ну постреливают, мочат друг друга. Ну проворачивают всякие аферы. Ну суют взятки направо и налево…
Он умолк, глядя на то, как шевелятся пальцы босой ноги, а я подумал, что военный следопыт вот так запросто, в двух словах, удивительно точно очертил характер отечественного бизнеса.
— Все это я понимаю, — продолжал он, — но вот говнюков, которые торгуют девчонками, я бы без суда и следствия ставил к стенке. — Он рубанул ладонью воздух. — Без разговоров. Без адвокатов и прочей шушеры. Только так. Сразу к стенке… Хотя нет. — Он мотнул головой и увел взгляд к карточке, стоящей за стеклом серванта. — Знаешь, тамошние ребята, ну местные, они народ крутой. У них там было принято устраивать такие публичные мероприятия. Приводят какого-нибудь сукиного сына на площадь и вешают при всем честном народе. Вот так и нам надо. Ага. Петлю на шею — и привет тебе горячий. Виси и отдыхай.
Я закурил, раздумывая о том, хватит ли в наших городах и весях фонарных столбов, чтобы претворить в жизнь эти смелые палаческие планы. Нет, не думаю, что хватит.
— А Лиза?..
— Я же говорю, не было меня неделю. Приехал — ее нет. Была записка на кухне. Мол, буду в конце месяца, нашла работу. А где, что? Черт знает…
Он стиснул широкими ладонями бритые виски и, уперев локти в стол, погрузился в молчание, нарушать которое было не должно, и потому я просто сидел, прислушиваясь к монотонному тиканью изношенного механизма в чреве старого будильника.
— Она хорошая девочка, ты не думай, — подал наконец голос комбат. — Знал бы ты, как тяжко пришлось после… Ну после возвращения оттуда.
Я вздохнул и промолчал.
— А что с твоей девушкой? Она ведь, насколько я понял, там же была, с Лизой…
— Она умерла.
Плеск льющейся в стакан жидкости. Он вставил мне стакан в руку. Я выпил, не чувствуя ни крепости водки, ни ее запаха.
— Знаешь, я ведь пытался потом найти эту шарашкину контору. Ну которая девчонок отправляла за границу.
— Я тоже… Пустое. Концы в воду. Никаких следов.
— Это точно, — мрачно кивнул следопыт. — Никаких. Если бы что-то было, я бы углядел, почуял бы.
Комбат встал, пересек комнату, достал с книжной полки старый, обтянутый красным коленкором альбом, раскрыл его, положил на стол:
— Она хорошая девочка. Посмотри.
Я покосился на серый картон, в широком шершавом поле которого, аккуратно заправленные уголками в полукруглые прорези, лежали четыре черно-белые фотографии, и покачнулся на стуле.
На двух из них я увидел симпатичную, стройную девочку на лоне природы, среди прозрачного березового леса. Третья была сделана в концертном зале сцена, девочка в прозрачной балетной пачке исполняет прощальный поклон, выставив вперед стройную ножку и забросив руки назад: в ее гладко расчесанных на прямой пробор темных волосах, туго стянутых на затылке, — отблеск фотографической вспышки. Последний снимок сделан на улице: она с букетом цветов, зажатых на сгибе локтевого сустава.
