— Да…
Это и все, что он сказал неведомому абоненту в течение достаточно продолжительной беседы, завершившейся тем, что ни в чем не повинный телефончик, в сердцах запущенный редакторской рукой в угол, угодил точно в корзину для бумаг, опрокинув ее.
Ни с того ни с сего он бурно расхохотался, а я подумал, что этот его нервный смех предвещает. Я сходил за третьей рюмкой и буквально силком влил ее в мелко подрагивающий рот редактора. Проглотив коньяк, он поднял на меня слезящийся взгляд и сообщил:
— Горит склад, где находится наш тираж.
Денисов сумрачно покачал головой, соскользнул с подоконника и направился к выходу. Я последовал за ним. Мы спустились на первый этаж. Проформы ради я попросил у охранника книгу регистрации посетителей. Визитер зарегистрировался под редкой фамилией — Иванов. Что ж, с чувством юмора у него полный порядок.
Мы сели в машину и не спеша покатили вдоль трамвайных путей в сторону Павелецкого вокзала.
— Знаешь, майор, я перестал понимать, что происходит.
Человек с рябым лицом мог зарегистрироваться на вахте под любым псевдонимом — Иванов, Петров или Сидоров — это неважно. Важно, что он мне прекрасно знаком. Это лицо, густо изъеденное крохотными кратерами оспинок, мелко бугристое, неровное и оттого походившее на размякшую оболочку грецкого ореха… Этот лиловый шрам на левой щеке… И привычка гонять из угла в угол рта зубочистку.
Возможно, кто-то еще в этом городе обладал столь живописной наружностью, кроме Вали Ковтуна. Правда, редактор с перепугу неверно определил породу визитера — рожа у Вали не бульдожья. Крепко сбитый, несколько грузный и даже тяжеловатый, Валя, сколько я. его помню, всегда отличался поразительной моторностью, а хватка у него была мертвая, типичная для матерого ротвейлера, не признающего никого, кроме своего хозяина. Валя самой природой был уготован для охранно-постовой службы.
И только у Вали вечно вертелась на языке эта присказка — «семь на восемь», она настолько глубоко, наподобие родимого пятнышка, вросла в его речь, что в нашем охранном агентстве его за глаза так и звали: Семь-На-Восемь.
Вали давно нет в нашей охранной конторе — ходили слухи, что он перебрался на жительство за границу. Но и это неважно.
Важно другое: именно Валя Ковтун — после того как меня с позором вышибли из конторы — занял мое место личного охранника клиента, которому я как-то под горячую руку свернул челюсть.
Раздумывая об этом, я отвлекся от наблюдения за дорогой и легонько тюкнул в зад притормозивший на перекрестке у площади красный «жигуль». Никакого урона нашим машинам этот легкий тычок не нанес, и тем не менее из красного автомобиля вывалился могучий молодой человек, в тяжелой, косолапой, валко раскачанной походке которого угадывалось родство с Ursus arctos, а точнее, с тем подвидом, который объединяет медведей гризли.
Я опустил стекло со своей стороны.
— Ты чего, придурок? — гулко прогудел он.
— Отвали, — глядя перед собой, отозвался я, — иначе я тебя закопаю.
Наверное, в моем тоне было что-то такое, отчего молодой человек без лишних слов вернулся в свою машину.
Я усмехнулся про себя. «Отвали, иначе закопаю» — это ведь любимая фраза Вали Ковтуна.
— Как хорошо, что ты позвонил. Я уже начала беспокоиться. И даже выпила немного водки, чтобы расслабиться, как ты учил меня. Совсем немножечко, два птичьих глотка. Знаешь, это помогает…
Я лег на диван, прижав телефонную трубку к уху, и уставился в потолок, по которому прополз отблеск желтоватого света, брошенного фарами припозднившегося автомобиля, завернувшего во двор.
— Беспокоиться? С какой стати?
— Я же говорила, что чувствую тебя… И мне кажется, даже вижу. Сейчас ты лежишь на диване и смотришь в потолок… Ну, я угадала? Угадала, угадала, не отпирайся!..
Она помолчала, тихо дыша в трубку, и мне почудилось, что за особым ритмом этого дыхания, его настроением угадывается движение ее губ, напоминающее слабую улыбку.
— Просто у меня очень острый слух. Мне кажется, я слышу то, что обычному человеческому слуху недоступно.
Выходит, мы родственные души, подумал я.
— Просто человек, разговаривающий лежа, дышит иначе. Его голос неуловимо меняется, делается глуше, что ли… Вот я и предположила, что ты сейчас лежишь.