— А знаешь, ты угадал… — Она сделала знак девицам, собравшимся за праздничным столом.
Девочки, как по команде, зашевелились, о чем-то приглушенно заворковали. Пробка полетела в потолок, пенящиеся бокалы сошлись с тонким звоном над тортом, приветственно качнулись к одной из участниц застолья, сидевшей ко мне спиной, видно имениннице.
— У Маши в самом деле сегодня день рождения, — подала голос Фанни. — У нас тут, как видишь, все по-семейному…
Только теперь я обратил внимание на то, что кресло во главе стола пустовало.
— Да-да, — подтвердила Фанни, — они ждали меня. Но тут заявился ты.
Я демонстративно повертел головой, оценивая интерьер заведения.
— Что-то не так? — спросила Фанни.
— Черт, похоже, я все-таки ошибся адресом, — вздохнул я. — Шел в комнату — попал в другую. Шел в маленький бордель, а попал, кажется, в один из филиалов общества милосердия.
— Милосердия? — с усмешкой протянула она, и черепашьи веки ее дрогнули. — А что, в каком-то смысле ты прав. Знаешь, я ведь в этом бизнесе достаточно давно, всего повидала. Здесь действительно неплохо. Девочки ведь не зря ко мне стремятся.
Я медленно цедил джин, стараясь подольше удерживать во рту приятно пощипывающую язык жидкость. И уже прилично расслабился, однако сумел отметить перемену в лице Фанни. Веки её пришли в движение, поползли вверх — она напряженно смотрела куда-то выше моего плеча, а пальцы настолько плотно стиснули стакан, что, казалось, вот-вот раздавят его… Я оглянулся. В зал вошел милиционер, лейтенант. Проходя мимо, он небрежно глянул на меня, привычным жестом откинул деревянную крышку, открывающую проход за стойку бара, и исчез за портьерой. В каждом его жесте сквозила уверенная повадка человека, чувствовавшего себя здесь как дома.
— Я сейчас, — бросила Фанни, направляясь следом за стражем порядка.
Девочки за столом притихли, затравленно поглядывая в сторону бара. Спустя пару минут мент появился снова и неспешно двинулся к выходу. Охранник вытянулся по стойке «смирно». Когда же лейтенант скрылся за дверью, каменный человек облегченно выдохнул и уселся на свое место. Обернувшись, я увидел Фанни за нашим столом. Она наливала в стакан джин — когда тот наполнился до половины, я придержал ее руку и спросил:
— Красная крыша явилась за очередным взносом?
— Ага… — выдохнула она.
— А что у нас почем? Какие тарифы, если не секрет?
— Да какой, к черту, секрет! Это же всем известно. — Она выдернула из розетки салфетку, расстелила ее на столике, вынула из кармана жакета ручку, нарисовала кружок: — Это, будем считать, уличная точка. — Ручка быстро очертила контур человечка справа от круга, потом слева, потом еще один, чуть ниже; быстрым росчерком протянула к ним из кружка три стрелки: — Это начальник отделения милиции, — обозначила она левого человечка. — Ему положено полторы тысячи в месяц.
— Негусто, — тоном знатока вставил я.
— Долларов, — пояснила Фанни, переходя к правой фигурке. — Это так, шушера, постовая служба, ей, чтобы не было забот, достаточно отстегивать тысяч десять… Рублей, разумеется.
— А третий? — спросил я.
— Это как раз твой приятель из полиции нравов. Ему. надо тоже выложить полторы тысячи баксов. Примерно та же ситуация в других заведениях. С той лишь разницей, что мы платим не патрульным, а участковому.
— Хороший бизнес, — заметил я, разглядывая схему движения денег, и повертел головой, окидывая взглядом стены, изящно декорированные пурпурной шелковой тканью.
Фанни скептически покивала и неожиданно спросила:
— Ты в Греции бывал?
— Нет, а что? Там это дело поставлено на службу государству?
— Не знаю, как сейчас, а прежде было поставлено. У них там, в древних Афинах, еще до нашей эры, был один толковый мужик. Его, кстати, причисляют к славной когорте мыслителей, семи афинским мудрецам…
— Фанни! — искренне восхитился я. — Да ты прекрасно ориентируешься в истории вопроса!
— Возможно, это тебе покажется странным, — грустно отозвалась она, — но у меня вообще-то высшее образование. — Она продолжила, прикрыв ладонью салфетку: — Так вот, этот Солон объявил сообщество женщин легкого поведения государственной светской организацией, а дома терпимости, или как они у них там назывались, — государственными учреждениями. Догадываешься, что из этого вышло?
