— Вообще-то начинала она не так, как большинство из нас.
— Вот как… И где же?
Маша откинулась на спинку кресла и увела взгляд в потолок — он блуждал там достаточное время, прежде чем она решилась ответить на мой вопрос.
— В модельном бизнесе.
Вот это новость, отметил я про себя, хорошая новость.
— А потом что-то у нее случилось. Толком не знаю что… Ходили слухи… будто она хотела немножечко развести очень важного клиента на деньги.
Еще одна новость. И тоже занятная.
— Стоп! — покачал я головой. — Что-то я не могу понять. Откуда в модельном бизнесе клиенты, пусть даже и очень важные? Я так понимаю, эти длинноногие девочки ходят себе по подиуму, меняют наряды и опять ходят — до тех пор пока не найдут себе доброго и богатого мужа.
Она неопределенно пожала плечами.
«Развести на деньги», если я правильно ориентируюсь в современной специфической лексике, означает одно: девочка решила подзаработать, шантажируя какого-то почтенного дядечку. Как она могла заставить его выложить деньги? Разве что шантажом, — наверное, пригрозила предать огласке подробности их постельных забав.
— Выпьем? — Маша протестующим жестом подняла руки, — Не волнуйся. Я Фанни предупредил… Точнее, Фаину Сергеевну. Словом, я сказал, что мы с тобой немножечко напьемся. Если, конечно, у тебя есть желание.
— И что она?
— Не возражала.
— Она хорошая женщина. Добрая и славная.
Я поперхнулся джином: Фанни — хозяйка борделя, а ее сотрудница — вполне серьезно говорит о сутенерше такие слова. Просто дом милосердия. А впрочем, возможно, другие еще хуже.
— И что дальше было с Тоней? — Я задержал глоток во рту, и, как оказалось, напрасно, потому что слова Маши заставили меня поперхнуться. — Что? — спросил я, откашлявшись. — Что ты сказала?
— Ее продали. В одно стационарное заведение. Вернее, послали на перевоспитание. В порядке наказания. Развод клиента на деньги — такое не прощают.
— И где она отбывала срок, не знаешь?
Она знала.
И то, что она знала, оказалось еще одной новостью, настолько ошеломившей меня, что я едва не выронил стакан.
Тоня «отбывала срок» как раз в том заведении, которое располагалось в квартире Модеста.
— И что дальше?
— Не знаю толком. Что-то у них там стряслось. Мила должна знать; что именно.
— Мила?
— Хозяйка.
Ах да, Людмила Львовна Синатская.
— Они были в странных отношениях, я бы сказала, теплых, что ли… Так, во всяком случае, говорила Тоня. И еще она мне недавно поведала, будто Миле что-то важное рассказала — ну про свои прежние дела. После этого Мила послала ментов ко всем чертям и заявила, что теперь за крышу платить не будет. А те учинили разгром в заведении. От души, говорят, порезвились, всю мебель переломали… Ой, что это с вами? Эй!
Мягкие ее пальцы коснулись моей руки и тут же отпрянули.
— А что такое? — с трудом выдавил я, не узнавая свой голос.
— Да лицо у вас вдруг такое сделалось… Страшное. И глаза… Показалось, вот-вот вылезут из орбит. Выпейте… — Она вставила мне в руку стакан, приподняла ее, резкий запах можжевельника вернул меня к жизни, а хороший глоток джина чуть унял тупую боль, засевшую в груди. — Уф, ну и напугали вы меня!..
— Ничего. Уже лучше. Не знаешь, где мне ее найти? Я имею в виду Милу.
— Она, говорят, сидит.
— Уже нет. Вышла на днях.
Девочка замялась и с минуту молчала, рассеянно чертя пальцем узор на полированной столешнице.
— Может быть, спросить у Андрея?
— Хорошо. Спрошу, У какого Андрея?
Судя по рассказу девочки, он является кем-то вроде делового партнера Фанни — заведует хозяйством, напитками в баре, шоферит, развозит девочек клиентам, когда поступают заказы на выезд. На самом деле он партнер Фанни не только в делах, но и в постели — глаз у девочек наметанный, и определить неделовой характер их отношений труда не составляет: жесты, взгляды, интонации.
Я вдруг припомнил, как Фанни нежно поглаживала малого в черной кожаной безрукавке по лысой голове — там, в подвале.
— И еще… — донесся тихий голос Маши, — мне Тоня не так давно по секрету рассказала… Андрей — он ведь прежде около Милы был, там, на Полянке. И в том же качестве.
Еще одна хорошая новость, очень хорошая. Вот он, след, отыскался…
