— Но все без толку, — тусклым тоном заметил человек. — Ничего не вышло.
— Да, вы правы. Не вышло ничего.
Я закурил, прислушиваясь к водовороту площади, лишившейся стержня и потому, казалось, пошедшей вразнос, превратившейся в пеструю воронку, — изъятие памятника из ее сердцевины странным образом развалило некогда живое пространство Лубянки.
Коржавин возник у выхода из подземного перехода, повертел головой, заметил меня. Мой сосед по лавке помахал ему рукой, Коржавин, слегка удивившись, ответил на приветствие и направился к нам.
— Так вы уже познакомились? — спросил он, приблизившись. — Вот и хорошо. А то я спешу. Привет, Паша, — кивнул он человеку с кепкой. — Как дела?
— Да так, — отозвался неведомый мне Паша. — Как всегда, паршиво.
Коржавин помолчал, покусывая губы.
— Я туда наведывался сейчас, — пояснил мой сосед, кивнув в сторону Большого дома. — По нашему делу.
— И что?
— Я же сказал: дела обстоят паршиво.
— Ребята, — вмешался я в разговор, — если у вас здесь конспиративная встреча, то при чем тут я?
— Ах да, — примирительно поднял руки Коржавин. — Знакомьтесь. Денисов. Майор. Московский уголовный розыск. Наша негласная полиция нравов, так сказать. Паша, — обратился он к человеку с кепкой, — это тот парень, про которого я тебе говорил. Он сосед того старика. Ну все, ребята, мне пора. Я думаю, вы найдете общий язык.
— Майор, вы в самом деле служите в полиции нравов? — удивился я, глядя вслед торопливо удалявшемуся в сторону подземного перехода Коржавину.
— Формально — нет. — Он поднялся с лавки. — Просто время от времени занимаюсь делами, которые могут быть связаны с этой стороной нашей жизни.
— Если разобраться, полиция нравов в нашем городе — это нонсенс.
— Вот как? — хмыкнул он, ничуть не удивившись.
— Ага. Бороться; с нравами бессмысленно. Они просто есть. И их не переделать. Тем более с помощью полиции…
— Ну с этим трудно спорить.
Я пригляделся к Денисову. Внешность невзрачная, обычный, замотанный делами человек лет сорока. Не знаю почему, но мне он нравился. Наверное, потому, что на невзрачном лице выделялись живые, умные глаза.
— Ну и как впечатление? — спросил он, будто догадавшись, о чем я думаю.
— Вполне, даже не ожидал, — признался я. — Впервые в жизни встречаю милиционера, который производит впечатление приличного человека.
— О да! — тихо рассмеялся Денисов. — В наблюдательности вам не откажешь.
— Слушайте, может быть, подыщем место поуютней? — предложил я, оглядываясь на массивное здание с круглым пятнышком часов во лбу. — Не могу отделаться от мысли, что кто-то из ваших коллег выглядывает из-за плотной портьеры и читает слова по губам. И приэтом у него странные какие-то глаза. Мраморные, что ли. Понимаете?
— Пожалуй, — согласился Денисов. — Но должен заметить, что сотрудники этого ведомства не мои коллеги.
Пошли, — он хлопнул себя ладонями по коленям, — я тут неподалеку припарковался.
Он приткнул свою «Ниву» поблизости от Политехнического, на самом солнцепеке. Исконный ее цвет определить не представлялось возможным, потому что раскаленный кузов автомобиля был опушен плотным слоем серой городской пыли. Я провел пальцем по дверце и саркастически хмыкнул. Денисов, от внимания которого мой жест не ускользнул, мрачно кивнул:
— Да. Не мешало бы помыться. Куда поедем?
— Давай на Тверскую, а дальше я покажу. Тебе это может быть интересно. Ничего, что я на «ты»? Вот и хорошо. Тебе, майор, как представителю полиции нравов, надо на это посмотреть. Хотя не убежден, что заведение в такой ранний час уже работает в кулинарном жанре.
— Что за заведение?
— Один специфический ресторанчик. Там можно заказать ужин, сервированный на голой девочке. Представляешь, как аппетитно? Тарталетки с сыром и паштетом на животе. Королевские креветки на бедрах. Листы свежего салата чуть прикрывают снизу груди, а соски увенчаны маслинами без косточек. И много еще всего аппетитного разложено. А на лобке стоит рюмочка с ледяной водкой — ее надо выпить, так сказать, не прилагая рук. И закусить загодя очищенным бананом, вырастающим из… — Я сделал многозначительную паузу. — Ну ты понимаешь, откуда он вырастает.
