— Сотню мне пришлось разменять. Сама понимаешь, накладные расходы, выпивка в баре, оплата такси.
Лис веером распустила в руке девять новеньких купюр и задумчиво покачала головой:
— Не многовато для стандартной программы?
— Она годится мужу в дочки. И он попросил меня присмотреть за ней. Он опасается, как бы у него не выросли рога.
— А они не выросли?
— Если и выросли, то я рук к этому не прикладывал.
— Рук? — тихо хохотнула она.
— Брось, брось… — Я ласково погладил ее по волосам. — У тебя опять шерсть встает на загривке. И тебе это не идет.
— Какой же ты все-таки пернатый гад! — Она поставила бокал на стол и прижалась лицом к моей груди. — Мне надо в посольство. Какая-то проблема с визой.
— Ты опять в Бремен?
— Да, куда ж еще.
— Твой Маркус — хороший мужик.
— Да, хороший. Я знаю. Но поделать с собой ничего не могу.
Покручивая на пальце скромное серебряное колечко с крохотным бриллиантом — подарок бременского музыканта, — она смотрела в окно на беззвучный и обездвиженный в этот час двор, и на губах ее блуждала слабая улыбка. Не знаю, что она там видела и слышала.
— Подвезешь меня? — спросила она, оборачиваясь.
Погрузившись в серый «фольксваген-гольф», принадлежавший Лис, мы вырулили на Ленинградку и неспеша покатили в центр: машина, что называется, видала виды, и Лис собиралась ее менять, для чего на днях наведывалась к дилерам фирмы «Фольксваген», чтобы присмотреть себе новую модель. Спустя полчаса я при тормозил у посольства.
— Не стоит ждать меня. — Она достала из сумочки черную пудреницу в форме раковины, откинула створку, бросила короткий взгляд в зеркальце. — Это займет время. А ты куда?
— Да так, наведаюсь в одно хорошее местечко.
Есть первое и необходимое для каждого охотника качество — умение ждать. Зайди с наветренной стороны, скройся в засаде, растворись в жидковатой зелени пожухлой от зноя травы или пыльной листве, навостри зрение и слух, задержи дыхание и дождись того заветного момента, когда кровь мгновенно вспенится в жилах, питая мышцы и мозг энергией, необходимой для решительного броска. Так говорил я, перед тем как свернуть в знакомый переулок. И присмотрел уже дерево, вспорхнув на которое можно было бы укрыться в его кроне и, сидя на прочной ветке, зорко следить за тем, что происходит перед входом в «Помойку».
Однако там ровным счетом ничего не происходило.
Переулок в сонной дреме, в густо-желтом свете жаркого дня казался бы вымершим, если б не порывы теплого ветра, то и дело вспенивавшего тополиный пух у ограды паркинга, въезд на который был заперт шлагбаумом. Странно, уже пятый час, но ни малейшего признака жизни ни в самом гадюшнике, ни поблизости от него не наблюдалось, вот разве что неподалеку от входа притормозили синие «Жигули» с желтым в черную клетку, таксомоторным чепчиком на крыше, а из машины выбрался знакомый мне по началу вчерашнего вечера пингвин.
Без фрака, со взъерошенной шевелюрой, он мало походил на представителя своего семейства — скорее производил впечатление обычного человека, но чем-то явно озабоченного. То и дело откидывая ворот просторной полотняной сорочки, чтобы освежить сомлевшее в духоте тело, он минут десять прохаживался перед входом, и вид у него был крайне растерянный. Видимо, никого не дождавшись, пингвин с тяжким вздохом обреченно всплеснул руками, помотал головой и в этот момент встретился взглядом со мной, покуривавшим в густой тени каштана.
Странно, что он меня не замечал все это время, — видимо, был слишком погружен в свои мысли. Какое-то время он настороженно изучал меня, затем улыбнулся, кивнул в знак того, что узнал, и неторопливо двинулся навстречу. Мы молча обменялись коротким рукопожатием.
— У вас тут тишь да покой, как на кладбище, — заметил я, поглядывая на вход в подвал. — Или у мусоро-приемной конторы сегодня выходной?
— Киса вдруг позвонил утром и сообщил, что сегодня мы не работаем. У него какие-то проблемы. Просил обзвонить персонал. Ну и повесить на входе объявление для клиентов: извините, у нас технический перерыв на пару дней. Я все сделал, вот, и табличку повесил, — он кивнул в сторону лестницы, ведущей в подвал. — Вчера под утро я уходил почти последним — один Киса оставался в лавочке. Спал на ходу. Ну и забыл там барсетку с правами. А без прав мне никак нельзя.
