К концу этого первого дня она увидела, как небольшой караваи, возглавляемый Жаком де Руссэ, направляется к особняку Шатовилэноп. Он состоял из мулов, нагруженных сундуками. Перрина, Абу-аль-Хайр и двое его черных рабов ехали рядом на лошадях. Капитан исполнил распоряжения Эрменгарды быстро и четко, и достойная дама снизошла до того, чтобы поблагодарить его.
— А как насчет дома? — спросила она. — Что вы с ним сделаете?
— Городской клерк ставит на дверях печати мэра и провоста. Там теперь никого не осталось, и ничего в доме нельзя трогать до тех пор, пока не будет вынесен приговор. То же самое относится и к замку де Брази, и к прочему имуществу Гарэпа.
Говоря это, молодой человек избегал смотреть на Катрин; она стояла подле Эрменгарды, очень прямая, в черном бархатном платье (она уже надела траур). Наконец, собрав всю свою смелость, он повернулся к ней и поглядел ей прямо в глаза.
— Мне ужасно жаль, Катрин… — сказал он.
Она пожала плечами и слабо улыбнулась:
— Вы ничего не можете больше сделать, мой бедный друг. Вы уже так много сделали для меня. Как же я могу сердиться на вас? Когда будет вынесен приговор?
— Через неделю, считая с сегодняшнего дня. Герцог все еще в Париже, и с ним — Николя Роллен. Он был другом вашего мужа и, может быть, придет ему на помощь…
Эрменгарда презрительно пожала плечами.
— Я бы на это не рассчитывала! Николя Роллен никогда не станет выручать человека, оказавшегося в таком положении, даже если бы он был его родным братом. Гарэн навлек на себя недовольство герцога, и Николя теперь незнаком с Гарэном. Это проще простого.
Жак де Руссэ не ответил. Он знал, что Эрменгарда совершенно права, и не хотел заронить в Катрин несбыточную надежду. Ни он, ни весь город не имели ни малейших сомнений в исходе процесса: это могла быть только смертная казнь государственного казначея с конфискацией всего его имущества. Его имя вымарают из генеалогических книг, а его дом почти наверняка сровняют с землей, точно так же, как и дом его предшественника, хранителя сокровищницы герцогства Филиппа Жозекена, который оказался замешанным в убийстве на мосту Монтеро9 и был отправлен в изгнание в Дофине, где и умер в жалкой нищете. Поистине, это была не самая счастливая должность!
Едва капитан удалился, Эрменгарда оставила Катрин с Абу-аль-Хайром, отправив Сару помочь горничным разобрать вещи ее хозяйки. Цыганка уже вернулась к исполнению своих прежних обязанностей, что, впрочем, не означало, что Перрину разжалуют до ее прежней должности банной прислуги. Было решено, что девушка вместе с Сарой будет заботиться об одежде и драгоценностях Катрин.
Много времени прошло с тех пор, как Катрин в последний раз виделась со своим другом — арабом. Они немного помолчали, после чего доктор уселся в большое кресло, а Катрин подошла к камину погреть руки.
— Что за бессмыслица все это! — вздохнула она. Сперва я чуть не лишилась жизни из — за безумия человека, которого мне дали в мужья, а теперь мы оба дошли до того, что нам негде жить и нас считают не более чем преступниками. Если бы не Эрменгарда, на меня, наверное, показывали бы сейчас пальцами на улицах, а я не осмелилась бы пойти даже в дом своей матери, чтобы не «подвергать ее опасности. И все из-за чего?
— Все из-за этой жуткой дури, которой Аллах позволил вкрасться в кровь и душу людскую, — из-за любви! тихо ответил Абу-аль-Хайр, не отрывая взгляда от своих пальцев, которыми он непрерывно постукивал.
Катрин круто обернулась и посмотрела на него.
— Из-за любви? Не хотите ли вы сказать, что Гарэн любил меня?
— Да, и вы меня поймете, если перестанете думать только о настоящем. Ваш муж был человеком большого ума, и у него был сильный характер. Люди такого склада не ведут себя, как животные, без серьезных на то оснований. Он знал, что рискует своим состоянием, своей репутацией, даже своей жизнью… в общем, всем тем, что он фактически уже потерял или скоро потеряет. И все же он совершил эти сумасшедшие поступки. В основе подобного безрассудного поведения должна лежать любовь или, по крайней мере, ревность.
— Если бы Гарэн любил меня, — рассерженно закричала Катрин, — он был сделал меня своей женой во плоти, а не только перед Богом! Но он ни разу не прикоснулся ко мне. В сущности, он избегал меня…
