— Но, пан Казимир... — остановил его Беньов, или Беньовский — будем теперь его называть так, на польский лад. — Мой Ион валах, схизматик греческой веры. Его собрат по вере и племени Мирно прочитает над ним отходную молитву. И дело с концом. Дайте нам пару солдат выкопать могилу.
— Какой может быть разговор... Корнет, распорядитесь выделить четырёх солдат. А теперь, барон, не угодно ли разделить со мной трапезу и пропустить стаканчик-другой доброй польской сливовицы? Ради такого гостя повторить ужин, право же, не грех. Вы уж не взыщите за мой непрезентабельный вид и скромное жилище. Одичали мы в этой дыре на границе. Иногда в нашу монотонную жизнь вносят оживление погони за разбойными шайками, которые укрываются в Карпатах. Визит благородного гостя поэтому большое и радостное событие для нас.
Пока денщики накрывали на стол и жарили индейку, пан Казимир обрядился в дворянский камзол, предпочтя его форменному военному мундиру. Он знал, что мундир плохо сидит на нём, подчёркивая его тучность. Что греха таить, был эскадронный великим чревоугодником, как, впрочем, и хлебосолом. Но достойные внимания гости наведывались в эти глухие края редко. И поэтому пан Казимир был неописуемо рад неожиданному появлению барона, которого ниспослал ему, казалось, сам Всевышний.
Денщики растопили камин и торжественно внесли индейку на овальном серебряном блюде.
— Прошу, пан барон, к столу, — приветливо пригласил хозяин. — Слуг ваших накормят, я распорядился.
Пышноусый пан Казимир рядом с сухопарым, мускулистым Морисом Августом казался фантастически дородным. Он давно уже не садился в седло, предпочитал передвигаться в коляске. В стычках с разбойничьими шайками карпатских гайдуков эскадронный самолично не участвовал, а посылал на боевые операции подчинённых младших офицеров. Был он словоохотлив и велеречив. Так что застольная беседа в старом купеческом доме свелась, собственно говоря, к пространному монологу полковника.
Пан Казимир сперва пожаловался на тоскливое прозябание на венгерской границе, на отсутствие достойного общества. Ксёндз, домовладелец-купец, подсчитывающий свои злотые, да несколько окрестных захудалых шляхтичей — разве это общество! Сам Бог послал ему такого благородного гостя и приятного собеседника. Барон давно не был в Польше? О, в этой безалаберной стране в последние годы и месяцы много произошло перемен. Барону, конечно, известно, что после смерти короля Августа III[7] наступило бескоролевье. Фактическая власть в стране была захвачена горсткой магнатов во главе с могущественными Чарторыскими. Люди эти были прорусской ориентации и поддерживали тесные связи с императрицей Екатериной. Опираясь на русскую военную помощь, Чарторыские возвели на престол своего родственника Станислава Понятовского[8]. Все говорят, что Станислав, ставленник Екатерины, этой северной Мессалины, в бытность свою послом в Петербурге был её другом сердечным. Король крайне непопулярен среди шляхты. Менее популярного короля, вероятно, не было за всю историю Речи Посполитой. И это скажет вам любой офицер армии его величества.
— В чём вы видите причины непопулярности короля Станислава? — перебил Морис пространные рассуждения пана Збражского.
— Станислав — ставленник Екатерины. Об их прошлых амурных делах говорят в каждом дворянском доме. Но главное то, что король попытался перекроить традиционную польскую политическую систему на российский лад и стать абсолютным монархом. Можно ли представить себе что-либо более несовместимое, нелепое, чем абсолютный монарх и польская шляхетская держава? Это то же самое, как если бы я надел корове седло. Были в истории Речи Посполитой достойнейшие монархи — Ян Собеский[9], Стефан Баторий, одерживавшие блистательные победы на поле брани. Но и они соблюдали чувство меры в сложных взаимоотношениях короны со шляхтой и магнатами. А тут речь идёт о каком-то выскочке Понятовском, прорвавшемся к власти через альков будущей русской царицы.
Огромные берёзовые поленья приятно потрескивали в камине. Восковые свечи мерцали в тяжёлых медных настенных канделябрах. Был выпит не один бокал сливовицы из подвалов горлицкого купца. Збражский заметно захмелел, раскраснелся, но продолжал свои рассуждения довольно связно.
