Говорят, беды не приходят в одиночку. В штабе полка, в приёмной полковника, Беньовский лицом к лицу столкнулся с тем самым русским офицером, который когда-то приходил в его отряд в качестве парламентёра, а потом взял его в плен. Это было на заснеженном поле в излучине реки Нарев.
— Господин барон! Вот неожиданная встреча, — преувеличенно громко воскликнул офицер, теперь уже не поручик, а штабс-капитан. Недавно его перевели за заслуги с повышением в полк Бринкена.
— Стало быть, снова свиделись. Судьба, — с ухмылкой ответил Беньовский.
— А ведь вы, кажется, слово нам дали...
— Дал, взял обратно...
— Нехорошо, господин барон. Не по-дворянски поступили. На этот раз не станем полагаться на ваше честное благородное слово.
— Воля ваша. Вы победители.
Полковник, выслушав доклад адъютанта о деле барона Беньовского, кисло поморщился и решил незамедлительно отправить пленного в штаб генерала Прозоровского.
А генерал, ознакомившись с его делом, глубокомысленно произнёс:
— Не резон, однако, шкодливого козла в огород пускать. В Киев его, мазурика, на поселение.
Сам он не счёл нужным беседовать с Беньовским, а поручил одному из офицеров штаба известить пленного о своём решении. Услышав приговор, Морис Август запротестовал было.
— Пусть мою судьбу решает мой король Станислав.
— С вашим королём мы как-нибудь столкуемся, — ласково ответил ему штабист. — А Киев, голубчик, — это ещё не Сибирь, не Камчатка.
В Киеве Беньовский пробыл совсем недолго. Киевский военный губернатор приказал выслать его вглубь России, подальше от польской границы. Местом ссылки была определена Казань. Та же судьба постигла и пленного шведа Адольфа Винблада, также состоявшего на службе у конфедератов и пленённого где-то на Волыни. Они познакомились уже в пути.
Швед был угрюм и неразговорчив. Он тяжело переживал свои неудачи и, пожалуй, горько сожалел, что, покинув родную Швецию, связал свою судьбу с движением конфедератов. Польским языком он так и не овладел настолько, чтобы сносно изъясняться на нём и понимать собеседника. С Беньовским говорил с трудом и с чудовищным акцентом.
Везли их на разных подводах, сопровождаемых конвоем. На почтовых станциях меняли лошадей и делали лишь краткие остановки для ночлега конвойных. А с рассветом пускались в дальнейший путь по тряским российским дорогам. Лишь в Нежине конвойные оставили пленных наедине в почтовой избе. Там и разговорились.
— С кем имею честь? — с любопытством спросил Беньовский.
— Адольф Винблад, — неохотно ответил швед.
— В каком звании служили конфедератам?
— В майорском.
— Судя по выговору, вы не поляк и, похоже, не немец.
— Я швед.
— А я венгр. Полковник Беньовский.
Морис Август приврал насчёт звания, стараясь сразу же показать шведу своё превосходство и взять покровительственный, начальственный тон. Винблад стал жаловаться на судьбу.
— Я спросил у русского офицера, зачитавшего мне приказ о высылке в эту, как её... Казань, далёкий город на Волге, сколько времени продлится наш плен. И знаете, что он мне ответил? Продлится ваш плен до тех пор, пока последний конфедерат не сложит оружия. Каково?
— Мне сказали примерно то же самое. Так что наберитесь терпения, майор. Конфедераты складывать оружие пока не собираются.
— Будь проклят тот день и час, когда я покинул Швецию и прельстился службой шляхте!
— Зачем же покинули?
— А что оставалось делать мне, младшему сыну в многодетной семье? Наследование отцовского имения мне не светило. Вот и отправился искать счастья на чужбине.
— Отбросьте ваши мрачные настроения, майор. Берите пример с меня, неисправимого оптимиста. Не мыслю своей жизни без кипучей, бурной деятельности.
— Какая может быть деятельность в этой, как её... Казани.
— Казань ещё не Сибирь. Говорят, вполне цивилизованный большой город. Я вижу в нашем положении две перспективы...
Беньовский на минуту умолк, испытующе вглядываясь в шведа.
— Догадываетесь, собрат мой по несчастью?
— Нет.
— Тогда слушайте. Россией правит императрица Екатерина, свергнувшая и, как говорят, умертвившая своего мужа Петра
