Всему этому настал конец. Конец нашему веселому соседству в этой двухкомнатной квартирке! Только теперь эта мысль начала причинять боль. Ах, почему нельзя получить что-нибудь в этой жизни, не пожертвовав чем-то другим?
Сегодня было так весело! Я с величайшим удовольствием смотрела, как грузчики переносили мою мебель наискосок через тамбур в мой новый дом. Я с трудом перетаскала туда книги и картины, разобрала шкаф и выбросила все старье. И все время, делая это, я напевала вполголоса самой себе коротенькие веселые песенки.
Я радовалась тому часу, когда Леннарт вернется домой с работы и увидит, сколько я успела сделать. Когда настанет вечер, у нас с Леннартом будет общий дом. Всякий раз, думая об этом, я ликовала. А о Еве до сих пор не подумала!
— Завтра рано утром будет немного чудно, когда никто не дернет меня за волосы, чтобы я проснулась! — в конце концов произнесла Ева.
— Я могу прийти и вырвать у тебя всю шевелюру — услужливо предложила я.
О, я была готова сделать все, что угодно, только бы она не расстраивалась!
Тогда Ева заплакала.
— Как ты добра, — всхлипывала она, прижавшись к моему плечу. — Но ты ведь знаешь, какая у меня чувствительная кожа на голове!
Потом она вытерла глаза.
— Хотя прекрасно будет войти в ванную, без того чтобы предварительно достучаться и выгнать оттуда тебя, — добавила она.
На полу, там, где стоял угловой шкаф, лежала старая фотография. Я подняла ее и перевернула.
— Сейчас увидишь кое-что приятное, — сказала я.
И мы вместе стали рассматривать фотографию длинноногой девчонки в курточке, которая была ей слишком велика. Девчонка идиотски улыбалась, чтобы лучше продемонстрировать стальные пластинки на передних зубах. Грустно сознаваться, но фотография была моя.
Я помню еще, как меня снимали. В воскресенье мы с Тетушкой смотрели развод караула на Страндвеген; тут появился профессиональный уличный фотограф и предложил свои услуги. А я была так безмерно восхищена своей новой красной курточкой и хотела, чтобы меня в ней сфотографировали!
Как странно повзрослеть быстро! Ведь не так много времени прошло с тех пор, как был сделан этот моментальный снимок. И не так много времени прошло с тех пор, как я, сидя в этой оконной нише, делала свои первые уроки. А совсем недавно Тетушка подарила мне на Рождество самую красивую в мире куклу и сказала, что это мама прислала ее с Небес.
Я прожила в этой комнате… сколько же… посмотрим — семнадцать лет… ну да, тогда имеешь право немного всплакнуть… только на лице появляются такие красивые черточки, когда слезы прокладывают в грязи дорожки…
Ева тоже плакала.
— Никому не показывай э-э-эту фотографию, — всхлипывала она. — Иначе все п-п-подумают, что Леннарт женился на тебе из-за денег.
Потом она исчезла в ванной, дабы, по ее словам, «вразумить самое себя и сделать себе новое лицо».
А я осталась с разрисованным полосками лицом, когда в дверь позвонил Леннарт. Ничего страшного. Леннарт так умен! Он понял, что на лице могут появиться полоски, даже если надо переехать в квартиру, расположенную напротив.
И мы пошли «к нам», и он пришел в восторг от всего, что я сделала, и похвалил меня точь-в-точь так же умеренно, как всегда. А потом засучил рукава и спросил:
— Не глупо ли, что нам так весело от всей этой затеи с мебелью и прочим?
Спросил, как всегда, с выражением лица школьника в первый день летних каникул. Я обняла его своими грязными руками, и мы долго молча прыгали, кружась посреди комнаты в молчаливом, шумном, сумасшедшем танце.
Затем я побежала за Евой.
— Ни за что, — сначала отказалась она. — Думаю, вы справитесь сами!
— Но украшать полки декоративной бумагой мы не умеем. Никто не умеет так затягивать ею полки, как ты.
Она, сопротивляясь, последовала за мной. Леннарт, обняв ее за плечи, сказал:
— Ты наша первая гостья! Добро пожаловать!
Ах, как нам было весело в тот вечер!
Мы с Леннартом расставляли мебель, вешали картины и шторы, а Ева нарезала декоративную бумагу.
— «Никто не умеет целовать так, как ты», — пел томный голос по радио.
Там исполняли песню «Старые знакомые «по переписке»».
— Никто не умеет целовать так, как ты, Кати! — запел Леннарт так громко, что наверняка слышно было во всем квартале.
