Что делать? Приходилось «по одежке протягивать ножки».
Торпедные катера дежурного звена, которые находились в темной стороне горизонта, были обнаружены противником только через восемь минут. Над «егерботами» передового отряда взвилась зеленая ракета. Виктор Лихоманов видел такой же сигнал в апрельском бою и потому представлял, что последует дальше. Он решил, прикрываясь дымовой завесой, немедленно отходить на соединение с главными силами капитан-лейтенанта Федорова, которые поддерживались авиацией.
- Полный ход! - приказал командир звена.
Три мотора взревели и заглохли. В топливную систему засосало воздух из почти пустых баков, а мотористами были новички. Главный старшина Иванов сам бросился вниз прокачивать двигатели, и те скоро заработали. Когда же он вернулся на свое место в ходовой рубке, то увидел, как ТКА-213, вырвавшись вперед, несется навстречу отряду «егерботов».
- Куда лезешь, дурачина? - почти простонал Лихоманов, сжимая штурвал…
Потом, после боя, командир Двести тринадцатого приведет в боевом донесении текст своего запроса: «Лихоманов, Лихоманов, будешь ли атаковать?», который, оказывается, не был передан в эфир из-за неисправности радиопередатчика. Пусть даже так, но только ведомый катер с подчиненным командиром при любом случае не имел права выскакивать «вперед батьки в пекло». Скорее всего капитан-лейтенант не стерпел, что им командует младший в звании, да еще при этом осторожничает. Завидев противника, Павел решил, что лихость принесет ему славу, и сломя голову помчался за ней.
Виктор Лихоманов был вынужден поддержать безрассудную атаку ТКА-213, чтобы не оставлять его в одиночестве под сосредоточенным огнем «егерботов». Дальше все было похоже на шестьдесят шесть минут тяжелого апрельского боя, только без самого главного: не получилось у этой пары боевого взаимодействия.
«Принимаю решение: ввиду сильного огня охранения, атаковать конвой не могу. Выхожу из атаки, - оправдывался потом Павел, забыв о том, что принимать решение был должен не он. - Лихоманов, идите на норд!» - пытался командовать Павел в сломанный микрофон, то есть требуя от своего ведущего поскорее оторваться от противника. К чему были эти слова, когда сам Павел убегал от «егерботов» без оглядки, а ТКА-13, отставая на полметра за каждую секунду, попал один в огненное вражеское кольцо? Дружно отстреливаясь, отступая бок о бок, оба катера еще сохраняли шансы прорваться. Именно так было в апреле. Но в сентябре все сложилось иначе. ТКА-13 не удалось ускользнуть.
В 05- 32 незнакомый голос хрипло прокричал в микрофон последнее сообщение: «Командир убит. Моторы вышли из строя. Катер тонет. Снимите команду!»…
15 сентября 1944 года
Последнюю радиограмму ТКА-13 приняли на командном пункте бригады, ее услышал старший лейтенант Виктор Шленский, который находился в рубке бывшего своего Сто четырнадцатого катера в незнакомой роли. Он был вроде дядьки-наставника у своего ровесника старшего лейтенанта Евгения Успенского, только что вернувшегося на флот с сухопутного фронта, и у нового старшины команды мотористов главного старшины Ивана Варламова, переведенного с Тихого океана. Николаю Рязанову присвоили офицерское звание и перевели с повышением в должности. Варламов был хорошим специалистом, но еще не обстрелянным, и потому Шленский больше прислушивался к Андрею Малякшину, которого знал хорошо.
Явившись в ходовую рубку, Малякшин доложил, что горючего осталось «кот наплакал», но для расчета с врагом за Тринадцатый должно хватить.
- Ручаетесь? - недоверчиво спросил новый командир.
- В случае чего ногтями будем крутить…
Виктор Иванович Шленский потребовал цифровых доказательств и остался ими удовлетворен. В итоге капитан-лейтенант Федоров доложил на командный пункт бригады о том, что его ударная группа сократилась на две, а не на три единицы, как можно было предполагать, и ТКА-114 также готов к торпедной атаке вместе с тремя катерами новой конструкции.
Прощальную радиограмму своего ведущего услышал также и Павел. Он даже видел все издалека и позже так доложил об этом своим командирам: