«Атакую! - азартно закричал в наушниках голос летчика. - Прикрой хвост!»
Наш истребитель вдруг стал пикировать на ТКА-114.
«Не стреляй! - завопил в наушниках другой голос. - Это же свой!» - «Теперь вижу сам», - ворчливо отозвался первый летчик, заметив большой белый ромб - опознавательный знак, нарисованный масляной краской на палубе торпедного катера.
Пикирующий истребитель опять взмыл в небо, а голос в наушниках ворчливо насмешничал: «Ползут, как… улитки. И нам же потом их выручать…»
Успенскому вместо «улитки» послышалось другое бранное слово. Он хотел отбрить летчика, чтобы не задавался, но Виктор Шленский отсоветовал:
- Брось связываться. Не на базаре. И вообще, «цыплят по осени считают».
И вдруг на катере поперхнулись моторы. Значит Малякшин ошибся, оставив катер без бензина в бою? Евгений Успенский гневно взглянул на своего наставника: можно ли полагаться на слово моториста? Кругом ТКА-114 в кромешном дыму вставали снарядные разрывы. Артиллерийский огонь пока велся вслепую. Но то ли будет, когда дым рассеется?
Андрей Малякшин на секунду раньше взглянул на манометр подачи бензина и увидел, что стрелка прилипла к нолю. Коля Ткаченко с ужасом ткнул пальцем в манометр своего двигателя. Топливо вышло и у него. На задней стенке отсека располагалось двадцать два вентиля. Через них можно было принимать на катер полную заправку, перекачивать бензин из бака в бак, подавать насосами к одному или ко всем двигателям… Столько кранов поставили для надежности, чтобы катер при любых обстоятельствах не лишался хода. Андрей с одного взгляда на щит с вентилями определил, какие открыты, какие закручены так крепко, чтобы не допустить «подсоса» воздуха. Он знал, что в каждом баке плещется немалый «мертвый запас», и заиграл на кранах, как на рояле.
Потом Малякшин сам не понимал, как удалось ему открутить клапаны, затянутые с помощью рычагов. Руки от волнения обрели богатырскую силу.
Переведя топливную систему на ручную подачу, он стал помпой подбирать остатки горючего. Манометры на моторах тотчас раздуло, зато двигатели не успели заглохнуть и взревели вновь.
«Только бы успеть выпустить торпеды», - мечтал старшина, с усилием водя рычагом помпы вперед и назад. Двигатели на полном ходу были прожорливы. Много требовалось сил, чтобы их вручную накормить…
ТКА- 114 мчался теперь вдоль центра конвоя, волоча за собой хвост дыма для прикрытия разрядившихся товарищей. Шленского привлекал последний, оставшийся на плаву транспорт. Наверняка он тоже был с рудой никеля. Этот металл добавляли в сталь, чтобы она не была хрупкой. Никель превращал сталь в броню. Вот почему так охранялись фашистские транспорты. Своего никеля в Германии не было. В немецкой танковой броне и так уже было вполовину меньше никеля, чем требовалось. Хваленые фашистские «тигры», «пантеры» и «фердинанды» имели броню толще, тяжелее и… слабее, чем на похожих советских боевых машинах. Слабее потому, что моряки-североморцы топили вражеские транспорты с никелем и файнштейном. Этим они облегчали борьбу с фашистскими танками на всех фронтах. Вот в чем заключалось взаимодействие Красного Флота и Красной Армии, самое большое и самое важное взаимодействие.
Последний транспорт из разгромленного конвоя был очень большим. Он убегал, намереваясь спрятаться в Саг-фиорде. Крупнокалиберные пулеметы и двуствольная авиационная пушка юнги Игоря Перетрухина стреляли по сильно вооруженному вражескому кораблю, который пытался помешать атаке торпедного катера. Выстрелы своего оружия поддерживали силы старшины первой статьи Андрея Малякшина, который качал и качал, подбирая из баков остатки бензина. Андрей не видел, какая лапина огня навалилась на палубу, на рубку, преграждая дальнейший путь. Рука молодого командира Евгения Успенского сама собой дрогнула, переложив штурвал вправо.
- Куда? - закричал Шленский. - Целься под мостик!
Но уже было поздно. Не прекращая дыма, ТКА-114 крутил на воде спираль. И выстрелы по нему стали затихать. Враг, наблюдая странную «пляску с дымом», явно считал торпедный катер подбитым.
- Все идет хорошо. Товсь! - ободрял Шленский молодого командира, тут же сообразив, как использовать его ошибку в интересах победы. Боялся ли Шленский, видя перед собой огненную метель? Конечно, боялся. Привыкнуть к смертельной угрозе нельзя. Это инстинкт, который присущ всему живому. Привыкнуть нельзя, а притерпеться, оказывается, возможно. Надо только понимать, что не каждая пуля, не каждый осколок попадает. Надо только увидеть, что большинство летит мимо. Это и называется обстрелянностью.
