Пока мы препирались, мальчики сорвались с места и помчались в сторону леса. Они пронеслись стрелой, и не прошло и нескольких мгновений, как скрылись из глаз.
— Что ты с ними сделала? — взъярилась женщина.
Однако парни-русины не растерялись, они поднялись на холм и там разошлись в разные стороны. Дрожь пробежала по моему телу, когда я увидела их суровые лица. Они шли медленно, шаги их были пружинисты. У самого леса они ринулись в чашу, словно два волка. Лес мигом поглотил их.
— Что ты с ними сделала? — женщина снова со злостью обратилась ко мне. — Почему они убегают от меня?
— Не знаю, я не ведьма! — весь свой гнев вложила я в последнее слово.
Женщина, по-видимому, ощутив мой гнев, сказала:
— Я — их тетя. На мне лежит обязанность вырастить и воспитать их. Вот уже два месяца я мечусь в поисках. Почему ты не привела их к нам?
— Боялась, — приоткрылась я ей.
Это единственное слово приизвело магическое действие. Женщина закрыла лицо руками и разразилась рыданиями. В это мгновение я особенно ясно осознала, что вот уже два года эти дети — мои сыновья, я их усыновила, и никто не сможет разорвать эту скрытую связь.
Тем временем женщина превозмогла рыдания и стала рассказывать:
— Я ходила пешком из деревни в деревню. В конце концов евреи сжалились надо мной и наняли для меня этих двух русинов, чтобы они нашли детей. Я им не верила, но они все-таки сумели найти.
Я почувствовала слабость и от этой слабости сказала:
— Дети молились по утрам.
— Спасибо, я благодарна тебе от всего сердца, — рассеянно откликнулась она. — Значит, они молились, ты говоришь?
— Да.
— Слава Богу, не все так черно, — на миг страх исчез с ее лица. — Тяжело ходить пешком от дома к дому, — продолжала она. — Ноги мои распухли. Но есть вещи, которые важнее, чем собственная жизнь, и человек время от времени обязан себе об этом напоминать. Не раз я говорила себе: «Дай этому усталому телу немного покоя». Слава Богу, я преодолела это искушение… Чем дети занимались все время?
— Играли на улице.
— И ты ничего им не говорила?
— Что было говорить….
Про себя я уже знала, что судьба детей предопределена. Не спастись человеку от волчьих лап, а эти два русина почище волков, из чащи с пустыми руками не вернутся. Но втайне, да простит мне Господь, я радовалась мужеству мальчиков — это был знак того, что кое-что свое и я в них заронила.
— Где же они? — вскинулась женщина. — Тебе ведь знаком этот лес?
Я преодолела отчужденность и вгляделась в нее повнимательнее. Ей было около сорока. Редкие волосы. Две розоватые складки через весь лоб. Видимо, когда-то она была крепкой, а теперь едва стоит на опухших ногах.
— Роза нас покинула, — бормотала она. — Праведность ее защитит детей. У меня нет больше сил тащиться с места на Опустился вечер, но небо оставалось светлым. Закатный огонь пылал в кронах деревьев.
— Где же они? Я — их тетя. На мне лежит долг. Почему они от меня убегают? Я ведь не чудовище….
«Не беспокойтесь, они найдут их», — собиралась я сказать, но в этом уже не было нужды.
Отрывистые, сдавленные крики донеслись со стороны леса. В считаннные секунды крики превратились в детский плач.
Русины вышли из леса, высоко поднимая свою добычу — словно кроликов. «Сукины дети!» — донеслось до моих ушей, прежде чем бросили они мальчиков на дно своей телеги. Женщина, очнувшись, побежала им навстречу с какой-то суетливой поспешностью, как человек, которому сообщили о несчастье. Русины стояли рядом с лошадью, всем своим видом выражая удовлетворенность и в то же время некое пренебрежение.
— Где дети? — спросила я упавшим голосом.
— Здесь. Мы отправляемся в путь.
Женщина, вцепившись в борта и помогая себе всеми четырьмя конечностями, взгромоздилась на телегу. Русины расселись по местам и, не произнеся ни слова, взмахнули бичами. Дюжие кони тронулись с места, и тьма поглотила их.
Я рухнула, словно строение, под которым разверзлась земля….
С трудом дотащилась я до дома. Тело мое отяжелело, и силы покинули меня.