6 октября, в день землетрясения, в Ашхабаде оказался крупный советский геолог академик Д. Наливкин, приехавший туда на совещание по Кара-Богаз-Голу. Заседание проходило в здании ЦК Компартии Туркменистана. В 2 часа ночи стали расходиться, но первый секретарь ЦК Шаджа Батыров задержал академика, чтобы поговорить по вопросу о туркменском филиале АН СССР.
«Стали прощаться, – пишет в воспоминаниях Д. Наливкин, – вдруг страшный удар потряс все здание. Посыпалась штукатурка, и все замолкло. Только и успел подумать: «И кому это надо взрывать туркменское ЦК..», – как дом начал качаться. Я обрадовался: значит, простое землетрясение. Через мгновение моя радость исчезла, качание дома стало ужасным, устоять на ногах было трудно, и я бросился к окну…» Качание так же быстро кончилось, как и началось. Первый толчок длился несколько секунд, но этих секунд хватило, чтобы уничтожить большой город и убить десятки тысяч людей.
«Через несколько дней после первого толчка мне пришлось летать на военном самолете над городом и изучать аэрофотоснимки. Квартал за кварталом одна и та же картина. Смотреть было жутко и тяжко. Число человеческих жертв осталось точно не подсчитанным, но цифра была ужасающей».
Цифра жертв долгое время была засекреченной, как, впрочем, и вся информация о стихийных бедствиях и катастрофах на территории СССР.
Сообщаем подробности. Ашхабад-48: одна из трагедий века
Почему были засекречены последствия самого страшного на территории СССР землетрясения в Ашхабаде? Во всех справочниках и путеводителях по Ашхабаду обязательно фигурирует эта дата – 6 октября 1948 г. Зафиксирована она и в реестрах всех сейсмических служб мира. Не было на территории бывшего СССР более страшного и разрушительного землетрясения, чем то, что произошло здесь более 45 лет назад. Но подробности той катастрофы хранились в тайне…
Сегодня воспоминания очевидцев остаются главным источником сведений о трагедии, когда стихия силой более 10 баллов по шкале Рихтера в течение 10 сек стерла с лица земли город с населением около 115 тыс. человек. Большая часть официальных документов той поры, в частности оперативные сводки, подававшиеся на стол Сталину Г. Маленковым и Л. Берией, либо утонула в сверхсекретных архивах, либо имела искаженный характер. Сталинская пропаганда не признавала возможности крупномасштабных катастроф с человеческими жертвами на территории самой счастливой и процветающей страны. Достаточно сказать, что, когда потребовалось отправить в Москву сводку о количестве жертв, их примерное число определялось на заседании Бюро ЦК компартии Туркменистана… голосованием. Так родилась цифра – 25 тыс. погибших.
В первые часы после разразившейся катастрофы, когда ни о какой помощи извне не было и речи, выбравшиеся из-под обломков зданий люди сами организовывали спасательные работы, пытались вызволить из завалов тех, кто остался в живых. Еще не наступило утро 6 октября, а на центральной площади города преподаватели и студенты медицинского института уже организовали полевой госпиталь. Сюда приносили раненых со всего города. Медикаменты добывали из-под развалин аптек. Едва рассвело, начались операции…
В воспоминаниях очевидцев трагедии чувство благодарности постоянно соседствует с болью утрат. Сосед спасал соседа, потом вместе они бросались к новым завалам, откуда слышались крики о помощи.
Этот беззаветный героизм в большинстве случаев так и остался безымянным. Ни в каких архивных материалах, к примеру, не удалось узнать фамилии людей, дежуривших в ту ночь на диспетчерском пункте городской сети электроснабжения. Известно только, что все они погибли. Но свет в городе погас еще до окончания первого разрушительного 10-секундного толчка. Чья-то рука успела выключить аварийные рубильники, предотвратив тем самым массовые пожарища. Кто-то меньше чем за 10 сек успел сделать выбор между попыткой собственного спасения и трагическими последствиями для всего города.
Однако ни о чем этом страна не ведала. Пафосу социалистического созидания, ставшему официальным фасадом советского образа жизни, «не соответствовали» сообщения о страшных бедствиях. И потому жуткая трагедия отдельно взятого города потихоньку растворилась в грохоте героических будней послевоенных пятилеток.
