- На войне я видел, мистер, ручные гранаты. Это не то, что та жестянка, которую вы мне дали.
- То-то! Это и не была бомба, мистер Сэм. - Но она взорвалась, когда я ее бросил.
- Это была хлопушка. Поняли? Хлопушка!
- И она никого не убила?
- Никого.
- Но взрыв, мистер? У меня до сих пор звенит в ушах.
- Потому что вы трус, уважаемый мистер. Все вам показалось со страху.
- Для чего же надо было бросить эту штучку?
- Вы патриот, мистер Сэм, но в политике ни уха, ни рыла не понимаете.
- Ни рыла, мистер.
- Ну, и не суйте нос не в свое дело. Молчите. А если вы кому-нибудь скажете хотя бы одно слово, то... Вы видите, уважаемый?
Кингстон-Литтль вскакивает и сует под нос Сэму блестящее дуло револьвера.
- Видите? Наши ребята живо сфабрикуют из вас покойника.
- Побей меня бог, мистер Литтль. Никому! Ничего! Кингстон-Литтль садится на свое место и прячет револьвер в карман.
- Почему вы еще не экипировались, Сэм?
- Я еще не успел экип... Тьфу!
- Вон там сверток. Переоденьтесь. Вся одежда на вас в клочьях.
- Это от хлопушки?
- Ну да, от хлопушки.
В свертке новенький синий костюм. И кепка тоже.
И даже глаженая рубашка. Сэм живо переодевается и становится таким Сэмом, каким он был в лучшие времена.
- Вам вредно общество. Некоторое время, с месяц, вы должны жить один и забыть о хлопушке. Вот вам еще сто долларов. В версте отсюда - станция пригородной железной дороги. Купите билет, вернитесь в город, найдите сегодня же комнату, и завтра в десять часов утра приходите ко мне. Все.
Кингстон-Литтль кивает головой. Сэм выходит. Молодцов за дверью уже нет. Вдали, на пустыре, стоит автомобиль с шофером.
Сэм нащупывает в кармане нового костюма новенькие бумажки, идет по пыльной дороге к станции. Тревога улеглась в душе Сэма. Раз это была хлопушка, то до остального ему нет никакого дела, тем более что он, черт возьми, выходит-таки в люди.
Но вдруг он вспоминает: взмет пламени, что-то летит вверх и во все стороны, штукатурка сыплется с потолка на плечи, на голову, толчок воздуха опрокидывает его.
Разве от хлопушки это бывает? Что-то начинает вгрызаться в сердце Сэма, точно мышь, настойчиво и упорно.
На станции, когда Сэм стоит в очереди у окошка кассы, молодой человек в котелке говорит, обращаясь к фермеру с козлиной бородой:
- На Бродвей-стрите красные бросили бомбу.
- Нет, это была хлопушка, - вмешивается Сэм.
- Хороша хлопушка! Двое убитых и несколько раненых. Вы, парень, может быть, из ихней шайки?
- Линчевать их надо, вот что! - ворчит фермер, косясь на Сэма.
Сэм окончательно скисает, а мышка все яростнее вгрызается в его сердце.
Джек Райт - в тюрьме, но на свободе Эдвар Хорн из Сан-Франциско. Эдвар Хорн против Кингстон-Литтля.
Эдвар Хорн - против королей угля, нефти, стали, хлеба, против парламента, против сената, против самого господина президента. Он тут, он там, он везде - в Нью-Йорке, в Вашингтоне, в Чикаго, в Сан-Франциско. Во всей Америке гремит его голос, подобный грохоту железа. Может быть, их несколько, этих Эдваров Хорнов? Может быть... Газеты кричат:
- Президент Северо-Американских Соединенных Штатов принял послов Англии и Японии и заявил им, что народ Северо-Американских Соединенных Штатов не желает войны, но что народ не потерпит...
- Англия мобилизует флот и армию.
- Мы хотим мира, но мы готовы к отпору, и если...
- Не для войны, а для мира мы должны мобилизовать миллионную армию. Америка для американцев.
Ундерлип разговаривает по фоторадиофону с директором Эдвардом Блюмом:
- Война, мистер, начинается с биржи. Бросайте все английские бумаги на биржу... Пачками! Тюками!
- Но ценности падут, мистер. Курс английских бумаг полетит вниз, мистер.
- Война, мистер Блюм, есть война и больше ни гвоздя.
- Но мы потеряем сотни тысяч долларов на паде
нии курса.
- Мы потерпим, мистер. На войне теряют в одном, чтобы выиграть в другом... Словом, мне нужно падение английских бумаг.
- Будет сделано, мистер.
Стерлинги скользят вниз. Доллары летят вверх. Ундерлип, Лориссон, Бранд потирают боковые карманы. Америка для американцев. Большие дивиденды. Золото! Золото!
