Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея) - страница 45

смысле, восстала против авторитета родителей (отец — вор, но, как все кругом это называют, добряк и широкая «барская» натура) и уговорила, умолила и выстыдила своих родителей бросить драгоценную обстановку графского дома и отдать телеги под раненых. Да, именно восстала, поскольку тот тайный побег с Анатолем, как это на первый взгляд ни парадоксально, был не восстанием против воли родителей, а, наоборот, высшим проявлением преданности им, именно, следованием их образу мыслей, тому образу мыслей, в котором для раненых в веренице повозок со скарбом места не остаётся.

Наташа ещё не знала, что судьба распорядилась так, что вместе с ними ехал и раненный в низ живота князь Андрей. Не знала она, не знал и он, и они долго ехали из оставляемой французам столице всего в нескольких шагах друг от друга. Но они встретились. Наташа просила прощения — за что? — она просила прощение за нечаянную неверность и была прощена. Она не отходила от постели тяжело раненного князя. Но всё-таки он умер.

Дальше? А дальше суженого своего Наташа всё-таки обрела, суженого истинного, которого предчувствовала, начиная от первого своего влюбления ещё в детстве. Пьер всегда, даже когда Наташа была ещё маленькой, любовался ею. Наташе не мог простить её «измены» князь Андрей, не могут этого сделать и большинство современных читателей, но Пьер, добряк, а потому умница, много читающий человек, похоже, этого даже и не заметил. Но понимание того, что у Наташи с Анатолем было не более чем несчастье, — завоевание не только ума очень образованного, но прежде всего обретшего «нравственную физиономию», — ему достаточно было просто воспринять Наташу, какая она, и он понял, что прощать было нечего. Для добряка и умницы она была прекраснейшим человеком на земле.

Судьба участников этого «многоугольника» следующая: Анатолю во время Бородинского сражения ампутируют ногу, и он впоследствии умирает. Князь Андрей, как мы уже сказали, умирает, успев Наташу «простить». Общепризнанная красавица Элен решает развестись с Пьером и выйти замуж сразу за двоих, для чего она духовно «прозревает» и обретает истинную по своей душе религию, и притом самую массовую — католицизм. Но, не успев оформить со всеми этими мужчинами связи, она умирает от модной в то время болезни, освободив тем самым Пьера. Пьер становится сектантом в высоком смысле этого слова, то есть пытается мыслить самостоятельно, не как все, мужает, наблюдая жизнь и размышляя; между ним и Наташей возникают, наконец, те взаимоотношения, к которым они были предызбраны от начала, — и они женятся в 1813 году. В последний раз мы их видим в 1820-м, окружёнными детьми, — Наташа вся в муже, Пьер всё больше умнеет. До событий, породивших слово «декабристы», остаётся около пяти лет, но проницательный читатель уже догадывается, что декабристами будут не только Пьер, но и воспитывающийся рядом с ними сын князя Андрея от первого брака, юный князь Николай Андреевич. Соответственно, та женщина, которая оставит все удобства жизни ради того, чтобы облегчить участь мужа в Сибири, — это нежная и милая, но многими не понимаемая Наташа.

Достоин ли будущий специалист по психокатарсису общения с гениальным текстом Л. Толстого? Нам кажется, что достоин. Некто однажды спросил Толстого, о чём его роман. На это Толстой ответил, что если бы он мог рассказать содержание кратко, то так бы и поступил, а не стал бы столь много сил тратить на работу над целой книгой. В этих словах заключена большая мудрость. Действительно, человеческий понятийный язык хоть и богат, но по сравнению с необъятностью жизни, человека и Вездесущего Бога ограничен. И именно поэтому художественный образ, в особенности если он создан тем, кому предназначено их создавать, будет нести в себе глубины, недоступные языку понятийному. А глубина восприятия — это как раз и есть то, чего достоин психотерапевт. (Психотерапевт не в смысле ежемесячно оплачиваемой специальности, не в смысле строки из единого перечня профессий, а в ином — высоком.)

Что же касается того эпизода с Наташей, где крашеные доски и тряпки стали ею восприниматься как красота жизни, то это последние несколько десятков страниц второго тома «Войны и мира». Очень рекомендуем.