Катарсис. Подноготная любви (Психоаналитическая эпопея) - страница 187
В.: Получается, я испортила своего ребёнка…
П.: Так ты что, согласна, что надо начинать с отношений с мужчиной?
В.: Согласна.
П.: Но ведь ты же так много спорила с той женщиной?!
В.: Спорила.
П.: А теперь согласна?
В.: А теперь согласна.
П.: Я ведь ещё не успел толком ни одного аргумента привести.
В.: А не надо. Всё понятно. Да и достаточно сказал. Я согласна.
П.: Почему?
В.: Не знаю. Вот такая я. Замысловатая. Даже могу иногда согласиться сразу. Да ты вообще обычно всегда бываешь прав. Я начинаю размышлять — и всё так и есть. А если я сразу не соглашаюсь, то только потому, что ты неправильно всё преподносишь… Я чувствую, что ты прав, но что-то — не знаю что — мешает сразу согласиться.
П.: А как надо правильно?
В.: Не знаю. Но чего-то не хватает…
П.: Ну, хорошо. Я всё-таки закончу мысль. Я только тогда смогу считать, что тебя понял, когда смогу объяснить особенности характера твоей дочки. Во-первых, почему она так легко отказывается от себя и принимает облик другого человека…
В.: И почему её так трудно привести обратно в чувство. В особенности в последнее время так стало.
П.: Да. Во-вторых, почему у неё совершенно определённая негативная реакция вообще на любое предложение. Какое бы оно ни было — приятное ей или нет. Хотя мы на том необитаемом острове, который она выбрала как фон для психокатарсиса, и разгребли разные внушения, негативизм уменьшился, но полностью не исчез. В-третьих, почему она учится так скверно…
В.: Нормально.
П.: И ничего не читает…
В.: Нормально.
П.: Ты, может быть, против моего расследования?
В.: Нет. У меня нет от тебя секретов. Наоборот, мне даже приятно, когда ты меня… рассматриваешь.
П.: А ведь это небезопасное занятие. Это общий случай, что при психоанализе клиент готов сотрудничать с психоаналитиком до тех только пор, пока тот дальше вторичных напластований не погружается. А когда он подходит к сути — то клиент как с цепи срывается. Появляется страшная враждебность — ведь извлекается на свет то, что клиенту удалось вытеснить с уровня словесной памяти. Вытягивать приходится из подсознания… Но забывчивость — инструмент защиты спокойствия. И защищаются. Вплоть до покушений на убийство.
В.: Не преувеличивай.
П.: Выдержишь? Неожиданные открытия?
В.: Ну уж это как Бог даст.
П.: Самый правильный ответ! Как всё-таки приятно с тобой!.. Да… И, в-четвёртых, почему она так отчётливо старается забыться, отключиться, не быть…
В.: А брат здесь ни при чём!
П.: А причём здесь брат?
В.: Так… К слову пришлось…
П.: А я ничего против него не имею. Раз ты говоришь, что он такой исключительно хороший, — значит так оно и есть. У меня нет оснований сомневаться. Может быть, действительно этим и объясняется столь нетипичное твоё предпочтение брата. Ведь для девочек обычно кумир — отец. А у тебя — брат. А отец — некий аутсайдер… Странно…
В.: Ничего странного. Просто брат — хо-ро-ший… А когда ты появился, стало ещё лучше. Ты знаешь, после того, как ты со мной в первый раз в каморке папы Карло позанимался, я вернулась, спать легла, а тут вдруг кот приходит и между мной и дочкой ложится! Вот это было событие! У нас вообще такой удивительный кот, что его заставить заурчать от удовольствия — просто невозможно! Он иногда приходил к нам на ночь, спать, но редко-редко, раньше, ещё до Центра, но как я туда стала ходить — всё, больше не появлялся. А появился ты — каждую ночь стал приходить. Может, родное что-нибудь почувствовал?
П.: Ты хочешь сказать, что я кот?
В.: Нет. Просто, если рядом ему было раньше плохо, то появился ты — стало хорошо… А это бывает, когда рядом родные… Я вообще стала замечать, что как мы встретились, даже родители мои стали дружнее жить. Мать отца стала меньше грызть…
Глава двадцать девятая
Центр
П.: …Да, это, действительно, страшно…
В.: Ведь я как в этот Центр попала? У нас на работе одна женщина так расхваливала, так расхваливала, всё говорила, какие
