В таком положении могло лишь чудо спасти остатки армии и вернуть ей прежние силы. Это сознавал всякий военачальник, это чувствовал каждый рядовой солдат. Ген. Марков, ничего никому не говоря, взял с собою две сотни офицеров, помчался с ними в станицу Медведов¬скую и занял ночью железнодорожную станцию. По телефону он затребовал эшелон большевистских войск с бронированным поездом будто для «разбития вновь собирающихся корниловцев», т. е. на самого себя.
На первой заре послышался свисток, гул и пыхтение паровоза. Большевики, думая, что пришли на подкрепление своим против убегающего ген. Маркова, лежали в теплушках раздетые. Ген. Марков дал знак машинисту, чтобы задержал поезд. Одновременно он приказал находящейся вблизи батарее дать залп по паровозу. Колеса рухнули. Офицеры ворвались в вагоны и, облив таковые керосином, зажгли их. Раздалась ружейная пальба и треск пулеметов по выбежавшим из теплушек большевикам. Трупы их падали в одну кучу. В завершение дела офицеры стали работать саблями, и кровь людская потекла ручьями.
Ужасная картина вырвала добровольцев из оцепенения. Подошедшие к станции части, увидев перед собою кучу валявшихся трупов, большой запас продовольствия и воинского снаряжения, воспрянули духом, а еще более — когда разнесся слух, что в Кавказском отделении Кубанской области восстали козаки. Распыленные части Добровольческой армии стали опять собираться в отделения и потрясать оружием. Опять раздалась песня, необходимая для поддержания духа солдат. Деникин промчался галопом с трехцветным знаменем, которое текинцы носили при Корнилове. Слезы засияли в очах выстроившихся рот.
Армия вышла из кольца и была спасена, когда достигла станиц Ильинской и Успенской. Ген. Деникин стал во главе ее. К большому горю армии, «шпага Корнилова и Деникина» — ген. Марков был вскоре убит. Это случилось в бою при станции Шаблиевке. Марков был убит так же, как и Корнилов — гранатой, уже в конце боя. Сознание он сохранял до последнего дыхания и все время говорил о России. На заупокойной по нем панихиде церковь была битком наполнена, и беспрерывный ряд отдающих честь покойному, начиная генералом Деникиным, целовал чело неутомимого борца за «Русь святую».
Ой, матушка! где ты?
А ты бы нас похолила,
Пока не оперились мы.
Как крылья отрастим,
В долины, в рощи тихие
Мы сами улетим.
Н. А. Некрасов
Новый вождь Добровольческой армии очутился в таком же положении, как был раньше ген. Корнилов. Он был окружен со всех сторон большевиками. Только Корнилов, шедший на выручку донцам, был встречаем равнодушно, а возвращающийся Деникин — восторженно. Несмотря на то добровольцы должны были пробиваться вперед посредством ожесточенных боев у Горной Балки, у сел Лежанки и Лопанки, и как раз на Пасху 1918 года пришли с Деникиным в станицу Егорлыцкую. Старики вернулись из степи. Козачки нарядились в стройные одежды. Пройдя Егорлыцкую, Деникин остановился в Мечетинской, во¬круг которой пришлось ему вести бои у Маныча, Выслок и Кагальницкой, где в бою с отрядом анархистки Маруси Никифоровой был ранен пишущий настоящие строки.
В Мечетинской Добровольческая армия отдыхала и восполняла свои пробелы. Там присоединился к ней пришедший из Румынии полковник Дроздовский, в отряде которого нашлось тоже около десятка добровольцев–галичан, гимназистов из Бердянска.
Карпаторусский отряд стал приводить себя в порядок. Находясь вблизи Ростова, он получил некоторое пополнение. Раненые оправились. Число отряда возросло до ста человек. Между новоприбывшими были судья Исидор Худко; офицеры австрийской армии, студенты Александр Брояковский, Владимир Застырец, Дмитрий Семанюк, Н. Дмитровский; гимназисты Коцко, Литвинович, Курдыдик; крестьяне Креховец, Юрковский, Куртяк, Кулик, Цеслик и другие. Как сестра милосердия явилась студентка. Александра Воловчук. За боевые отличия 16 человек галичан, вольноопределяющихся 1‑го разряда, были произведены в первый офицерский чин. Таким образом, отряд окреп.
Крупный, успешный бой у села Гуляй — Борисовки закрепил Донскую область за Добровольческой армией. В бою участвовал наш отряд. Молодые офицеры, иногда без необходимости, щеголяли своей бравадой. Какая–то неудержимая сила толкала каждого в самую гущу боя. Необъяснимое веселье охватило цепь, несмотря на то, что тут же рвались гранаты и шрапнели. Мне стоило большого труда подчинить цепь необходимому в бою спокойствию.
