Жулу насторожился.
– Не бойтесь меня, – продолжал доктор. – Мое дело – исправлять зло, причиненное дурными или заблудшими людьми, а вовсе не карать виновных. А удивляться нечему, господин граф, ведь на свете тысяча дорог, которые сходятся, но так и не пересекаются. Мы даже не подозреваем, сколько внимательных глаз наблюдает за каждым нашим поступком. Если бы меня к вам не позвали, я бы не пришел, хоть играю не последнюю роль в судьбе этого дома. Ваше счастье, граф, что вы сейчас лежите в постели. Повторяю: не надо меня бояться, я не желаю вам зла.
Бедный Жулу вовсе не боялся, но был в полном недоумении. Тайный смысл слов врача ускользал от него.
– У вашего чая, – произнес вдруг доктор, – потому не было никакого привкуса, что туда ничего не подсыпали. И все ж, не случись меня, вы бы умерли от отравления.
Больной не мигая уставился на него.
– Вы же знаете, что она хочет стать герцогиней де Клар, так ведь? – тихо, но проникновенно произнес Ленуар.
На висках Жулу выступили крупные капли пота.
– Вас беспрестанно тревожит одна дикая мысль, доводящая вас до безумия, – продолжал доктор. – Я же сказал: жизненные пути нередко сходятся, да еще как. В ночь, когда вы пьянствовали в доме Корней, я сидел у постели бедного студента, который дорого заплатил за некие невинные шалости. И из комнаты несчастной женщины, сына которой вы закололи, выходил тогда тоже я.
Страшный крик вырвался из груди Жулу.
– Клянусь честью и Господом нашим, – вставая, сказал Ленуар, – я пришел лишь затем, чтобы вылечить вас. Других намерений у меня нет.
Но выражение страха не исчезло с лица Жулу.
– Вот тогда-то она и отравила вас, граф, – вздохнул Ленуар, коснувшись рукой его лба и не сводя отныне с графа пристальных глаз.
Больной бессильно откинулся на подушку, и черты его внезапно прояснились, словно он неожиданно испытал большое облегчение.
– Спасибо, – прошептал он. – О да, вы не желаете мне зла!
– Стоя у постели несчастного студента, – продолжал доктор, – я услышал странные, поразившие меня слова. Вы тогда сказали: я «первый муж» Маргариты…
Из груди Жулу вырвался стон. Доктор же продолжил:
– Ваш чай, господин граф, ничем не был отравлен, кроме этих слов. Маргарита Садула отравительница не простая; она убивает оружием невидимым, метким, испытанным, не оставляющим следов. Вскрытие трупа не в силах обнаружить мысли или слова, а ведь мысли и слова могут убить даже самого здорового человека.
Жулу задумался. Он был мрачен и изнурен напряженной работой мозга.
– Вы назвали ее Маргаритой Садула, – пробормотал он.
– Я вам сказал, – с горькой усмешкой произнес доктор, – что очень давно знаю вашу жену. Тринадцать лет назад в Париж прибыл совсем юный лихой морской офицер по имени Жюльен Ленуар…
– Жюльен! – задохнулся Жулу. – Жюльен Ленуар! Это был ваш брат?!
– Маргарита Садула была тогда сущей красавицей, вы, конечно, помните, – сказал доктор, – и между двумя молодцами произошел поединок. Они дрались в кафе на углу улицы Кампань-Премьер и бульвара Монпарнас, на столе, где у каждого было места ровно столько, чтобы убить иль быть убитым. Вы угадали, господин граф, Жюльен был мне братом, и его смерть – величайшая утрата всей моей жизни.
– И вам ведомо, кто был его соперник? – срывающимся голосом спросил больной.
Доктор наклонился к нему, дружески погладил по плечу и сказал:
– А лежавший одиннадцать лет назад в крови на углу Кампань-Премьер и бульвара Монпарнас в последнюю ночь карнавала, он разве вас не простил?
– О! – только и смог выговорить Жулу. – Вам все известно! Маргарита погибла!
– Я уже говорил и повторю снова, – спокойно и медленно произнес Ленуар, – карать не мое дело. Если эта женщина не будет становиться на моем пути, и не будет мешать делать добро, пусть живет без опасений и пусть у нее будет достаточно времени для покаяния!
– Она раскается! – воскликнул Жулу. – Она уже раскаивается! Мы говорили об этом. Знали бы вы, какие бездны нежности скрывает эта мятущаяся душа, хотя временами кажется, что ею движет сам черт. Чтобы ее узнать, надо прожить с ней рядом долгие годы. А вы видели одну кровавую сторону ее жизни…
