– Иногда воздух родных краев и впрямь оказывается целебен, – сказал доктор. – Откуда вы родом?
– Из Бретани, – ответил больной.
– Бретонцы дорожат своей родиной, – задумчиво прошептал Ленуар.
– Я дорожу памятью об отце и матери, – резко перебил граф.
Оба умолкли. Затем больной снова заговорил; голос звучал слабее:
– Там еще живы мои пожилые сестры. Наш отец был благороднейшим человеком, господин Ленуар, а мать – святой. На моей совести тяжкий грех: я предал память тех, кто так любил меня. Да-да, тяжкий грех!
Он снова закрыл глаза.
Снизу доносился приглушенный шум последних приготовлений. То слышался удар молотка, то звук настраиваемого инструмента, а то просто взрыв хохота.
– Как вы думаете, – спросил вдруг граф, – можно вылечить человека, если он очень болен… как я, но не говорит врачу всей правды?
– Можно, – ответил Ленуар, – когда врач догадался, о чем умалчивает больной.
Кретьен Жулу из-под прикрытых век украдкой взглянул на врача.
– У меня чахотка? – спросил он.
– Ничего похожего, господин граф. У вас невроз околосердечной сумки и бронхов, и кашель ваш чисто спазматический.
Больной покачал головой и пробормотал:
– Это мне непонятно. Вы догадались, о чем я вам не смог сказать, господин Ленуар? – с сомнением в голосе прошептал граф дю Бреу.
– Разумеется, – ответил доктор.
Жулу с живостью здорового человека приподнялся на постели, широко раскрыв глаза.
– Вот как? – удивился он. – Разумеется? Вы сказали «разумеется»!?
– Господин граф, – произнес доктор, – вы отравлены.
Кровь отхлынула от щек Жулу, и он пробормотал:
– Но кто же вам сказал? Кто вам это сказал?
– Смею вас уверить, господин граф, мне об этом никто не говорил, но вот уже двадцать лет я занимаюсь тем, что лечу тело, изучая душу больного.
– Если б вы знали, как я ее люблю! – пробормотал Жулу, судорожно сжимая руки под одеялом.
– Я знаю, как вы ее любите, – выразительно произнес Ленуар.
В глазах больного внезапно появился страх.
– Что бы ни случилось, не вините ее, – пробормотал он. – Я исповедовался, как положено христианину; и примирился с Богом, который все прощает… все! Я готов к смерти! Я даже рад, что умру!
– Вы больше ничего не желаете мне сказать? – спросил доктор Ленуар.
– Узнать бы, чем она меня отравила… – пробормотал несчастный, натягивая одеяло на покрывшееся испариной лицо.
– В таком случае, граф, вы должны мне помочь. Попробуем разобраться вместе.
– Разобраться! – повторил Жулу. – Разве медицина не сможет распознать следы яда?
– В вашем случае следов не останется.
– Доктор, она хороша, как ангел, и хитра, как дьявол. Она придумала какой-нибудь новый яд…
– Возможно, – сказал Ленуар с ласковой улыбкой, словно ребенку.
Эта неожиданная улыбка сразу прибавила графу сил.
– Вы думаете, у нее есть сообщники? – спросил доктор.
– Нет… В этом деле нет.
– А в другом?..
Доктор замолк.
– Обещайте, что не причините ей зла, – умоляюще произнес Жулу. – Мысль, что хоть один волосок упадет с ее головы, доставляет мне невыразимые страдания.
– Однако мысль убить ее не раз приходила вам в голову? – еле слышно промолвил доктор.
– О да! Много раз! – воскликнул больной, прижимая ладонь ко лбу. – Она превратила меня в ничтожество.
– Господин граф, – строго заговорил Ленуар, – я врач; все, что я слышу, остается между больным и мной.
Граф протянул ему дрожащую холодную руку.
– Чтобы вас отравить, – продолжал доктор, – надо было подмешивать нечто в вашу еду или питье, и какие-то движения могли вызвать у вас подозрения. Было такое?
– Да… И я видел эти движения.
– При каких обстоятельствах?
– Вечером, когда пили чай… У нас были гости, наши общие знакомые…
– Возможно, и мои тоже, – со странным выражением сказал доктор.
Жулу промолчал.
Ленуар улыбался по-прежнему.
– И чай показался вам горьким? – снова спросил он.
– Я решил, что сошел с ума, – пробормотал Жулу. – Ведь в иные минуты она тоже меня любит – пылко, самозабвенно!
– Будем считать это бредовыми подозрениями, – сказал доктор, – но что их вызвало? Какой привкус был у чая?
– Никакого.
Доктор придвинулся еще ближе к больному.
– Сударь, – сказал он, принизив голос, – я очень давно знаю вас и вашу жену.
