– А у тебя так никогда не бывает? – спросила Нита,
– Что ты, никогда. Уже только в двух местах немного беспокоит… здесь… и здесь.
Она указала на лоб и сердце.
– Забавно! – вновь принялась она за свое с простодушными околичностями ребенка. – Здесь все было как сейчас?
– Да, все, – ответила принцесса.
– Забавно! Мне почудилось, что я видела… Вон на той большой картине занавеска была?
– Конечно.
– Да, точно, была; бедная моя Нита, я как будто возвращаюсь из забытья.
Она еще раз поцеловала ее в лоб и добавила тихо-тихо, стараясь улыбнуться:
– Он с тобой говорил?
– Нет, – ответила Нита и покраснела. Наступило молчание. В другом конце комнаты Ролан и граф дю Бреу тихо переговаривались.
– Сударь, – начал граф, не без видимого усилия сохраняя ровный тон, – мне нужно задать вам несколько вопросов. Прошу вас быть ко мне снисходительным: я изъясняюсь с трудом и очень болею… вы меня совсем не припоминаете?
Ролан посмотрел ему в лицо и ответил так, как говорят сущую правду:
– Совсем, сударь.
Граф нахмурился.
– Подумайте хорошенько, сударь, очень вас прошу, – не унимался граф.
Ролан вгляделся снова. Смутная догадка мелькнула во взгляде. Однако он ответил твердо:
– Я уверен, сударь, что вижу вас впервые.
Глаза графа потупились. Он произнес:
– Я готов отдать все, что имею, и половину своей крови, только бы увидеть его в живых!
– Вы ищете кого-то, кто похож на меня? – сухо спросил молодой человек.
– Был похож, – мрачно поправил его собеседник. Выражение его бледного лица изменилось, и он, казалось, силился расшевелить свою мысль.
– Вы не были в Париже десять лет назад? – снова спросил он.
– Нет, – не колеблясь отвечал Ролан.
Ему почудилось, что эти расспросы имеют какое-то касательство к самому ужасному событию его жизни, к бульвару Монпарнас. И он обманывал нарочно. Обманывал так же, как в свое время удирал, рискуя упасть и умереть на улице, из гостевых покоев Бон Секур.
– Сдается мне, вы и есть Господин Сердце, – сказал вдруг граф, как если бы он хотел поймать на лету потерянную только что мысль.
– Совершенно верно, Господин Сердце, – отозвался живописец.
– Мое имя, сударь, Кретьен Жулу граф дю Бреу де Клар, опекун принцессы Эпстейн, в таковом качестве я явился сюда приобрести недвижимость, большую часть которой вы занимаете в качестве съемщика. В моей власти разорвать сделку, и, если вам угодно, я это сделаю. Вы привязаны к этому жилищу?
– Я собирался переезжать, – отвечал Ролан. – Вы удовлетворены?
Последнее было сказано не без резкости.
– Нет, – отвечал граф, не вдаваясь в церемонии. – Будьте добры выслушать меня терпеливо. Мне это нужно: я много претерпел и перед смертью хочу сделать что-нибудь доброе.
Ролан с удивлением уставился на графа. Сквозь грубые и как бы полинявшие черты этого человека угадывалось величие души.
– Когда-то я совершил зло, – снова заговорил граф, повторив, сам того не заметив, слова, сказанные Ните, – но отец мой был благородный человек, а мать просто святая. Благоволите выслушать меня со вниманием: я предупредил вас, что мне о многом придется сообщить вам. Вы молоды, полны сил, умны – это сразу видно. Вы, верно, вдобавок ко всему, человек смелый. Надеюсь, у вас щедрое сердце. Только что вы побледнели, взглянув на принцессу Эпстейн, мою подопечную, а принцесса Эпстейн покраснела при виде вас. Вы с нею знакомы?
Ролан молчал.
– Ей грозит большая опасность, – медленно продолжал граф, – и вставший на ее защиту подвергнет себя опасности еще большей. Так вы знакомы?
– Да, – отвечал Ролан, подняв глаза, – мы знакомы, сударь.
– Право, славно сказано! – сказал граф, как-то невольно распрямляясь. – Это благородное дитя. Я полюбил ее оттого, что обрел в ней мою совесть, зло изгоняется добром… Не случалось ли вам получать удар кинжалом?
Последние слова он произнес так смиренно, что у Ролана вырвался жест нетерпения; но граф смотрел куда-то в сторону и продолжал говорить как бы сам с собой:
– Чтобы точно его опознать, мне б надо увидеть его ночью, спящим, склониться к самому его лицу…
Затем, оборотясь к Ролану, который теперь уже едва мог хранить равнодушный вид, продолжал, повысив голос и с неожиданной теплотой:
