— Я не совсем уверен, но подозреваю, что кое-кто из бедных Парадини живет в квартале Сан-Барнаба. У любой богатой семьи там есть бедные родственники. Их называют «барнаботти» и все презирают, даже подобные им.
— А почему они живут отдельно? Они совершили какое-нибудь преступление?
— Нет. Их единственное преступление — бедность.
— Как могут люди поступать так с кровными родными? — возмутилась Кьяра, начиная понимать, почему отец с такой легкостью от них избавился.
— Такова традиция. — Лука говорил спокойно, но чувствовалось, как глубоко ему отвратителен этот обычай. — Им отводят жилье, а иногда дают немного денег, но они не имеют права занимать какие-либо должности, не могут наследовать ни денег, ни собственности, но обязаны ходить в шелках, потому что они, несмотря ни на что, патриции.
Возможно, ее отец среди этих патрициев? Если так, то она надеется, что он страдает. А если нет, она заставит его страдать.
— В палаццо Парадини сейчас живет только Лаура Парадини — самая богатая и самая эксцентричная женщина в Венеции. — Лука на мгновение задумался. — Подозреваю, что именно она первой обратилась к тебе с вопросом в тот вечер у Джульетты. Ты тогда распознала в ней женщину.
Да, вспомнила Кьяра, она заглянула в холодное сердце этой женщины. А в нем увидела своего отца.
Лука наблюдал за Кьярой. Она откинулась на резную спинку сиденья и невидящим взглядом уставилась куда-то вдаль. Он мало что знал о семействе Парадини, но вспомнил, что у них всех были глаза необыкновенного синего цвета.
Он молча дал знак Томмазо направить гондолу в боковые каналы, где бы они не сталкивались с веселой публикой, предвкушающей еще одну ночь удовольствий. Кьяра сидела бледная, закрыв глаза, но Лука чувствовал, что она уже не так напряжена.
Солнце село, оставив на воде лишь розоватые блики. Тени постепенно сгущались, пока ночь не поглотила свет.
По знаку Луки Томмазо снова изменил направление. Когда они подплыли к месту назначения, Лука тронул Кьяру за плечо и был удивлен, что она тут же открыла глаза.
— Ты не спала?
— Нет, но я хорошо отдохнула, — улыбнулась Кьяра. — Спасибо.
Она выпрямилась и огляделась, не узнавая узкий, пахнущий сыростью канал без единого факела.
— Где мы?
— Я должен здесь тебя покинуть. Томмазо отвезет тебя домой.
Кьяра схватила его за руку.
— Не уходи.
— Не беспокойся. Томмазо позаботится, чтобы с тобой ничего не случилось.
Кьяра замерла, призвав на помощь свой дар ясновидения.
— Выслушай меня, Лука. — Даже в темноте Лука увидел, что ее взгляд стал неподвижен. — Я тебя предупреждаю. Берегись, — прошептала она, подняв руки, как бы отгоняя зло. — Человек в маске, которого ты сейчас встретишь, погубитель.
Лука подумал о планах заговорщиков и удивился верности ее слов. Да, этот человек собирается нести гибель. Но и он тоже. Ему придется в этом участвовать.
— Иногда приходится разрушать отжившее, чтобы дать место новому.
— А кто окажется в выигрыше после твоей гибели?
— Ты хочешь сказать, что он собирается погубить меня? — Лука рассмеялся. — Я — его остро отточенный меч, зачем же ему уничтожать свое оружие?
— Он навлечет на тебя беду. И на всех остальных. — Кьяра отчаянно пыталась разглядеть лицо, скрывающееся под зловещей черно-золотой маской, но образ поблек, и она увидела лишь лицо Луки.
Взгляд Кьяры снова стал ясным. Она посмотрела на Луку и поняла, что он ей не верит. Он не желает прислушаться к ее предупреждению, подумала она. Может, он и прав, сомневаясь в ней?
Она уже не знала, верны ли ее видения. Возможно, она потеряла свой дар. Может, это наказание за ненависть, которая так долго живет в ее сердце?
— Поступай так, как должен. Больше я не стану тебя предупреждать.
