— Я тебя напугал? Я был груб? — спросил он, гладя ее обнаженные плечи.
— Меня не так-то легко напугать, — вызывающе ответила она, но не смогла, как ни старалась, подавить в себе невольное удовольствие от этой ласки.
— Верю. — Он улыбнулся, заметив ее реакцию на его прикосновения. — Ты когда-нибудь спала с мужчиной?
Его слова напомнили ей, кто он и что ей предстоит сделать.
— А тебе какое до этого дело? — Ее рука скользнула к поясу юбки. Обхватив пальцами рукоятку кинжала, она незаметно вытащила его из ножен.
Ну, ударь! Ударь! — мысленно приказала она себе, однако рука не послушалась.
— В общем-то, никакого, — усмехнулся он, пальцы продолжали ласкать ее кожу. — Просто я хочу тебя, вот и все.
Тихий, издевательский смешок всколыхнул память, и, выхватив кинжал, она нанесла удар, целясь прямо в сердце Луки.
Лука не сразу понял, что случилось. А когда до него дошло, что она держит в руках оружие, то он поднял руку, чтобы отвести удар. Но было уже поздно: удар был нанесен слишком быстро и слишком сильно.
Острие кинжала ткнулось в ребро рядом с сердцем, прежде чем Лука, не обращая внимания на боль, стукнул Кьяру по руке. Кинжал упал на пол.
Лука был взбешен. Он с такой силой толкнул Кьяру, что та ударилась головой о стену.
— Черт бы тебя побрал! Я убивал и не за такое!
— Я не боюсь умереть.
— Почему ты хотела меня убить? — потребовал он ответа. — Неужели спать со мной такое уж страшное наказание? Некоторые женщины даже позавидовали бы тебе.
Кьяра вспомнила пустые глаза сестры. Вспомнила, как Доната всхлипывает во сне.
— Я тебя ненавижу. И презираю.
— Но почему?
— Я уже сказала. Тебе следовало бы знать, почему.
— Мне надоели твои загадки. Говори.
Может, и правда сказать ему, кто она? Нет, ни за что. Он найдет способ обернуть все в свою пользу. Чем меньше он о ней знает, тем лучше. Она затаится, но настанет день, и, прежде чем убить, она ему откроется.
Кьяра покачала головой.
— Говори! — приказал он и крепче сжал ее руку.
— Нет, — прошептала она.
— А ты знаешь, как легко заставить человека говорить? — Злость бушевала в душе Луки, словно шторм на море. Он пытался успокоиться, но ничего не получалось. — Стоит мне чуть-чуть повернуть твою руку, и она сломается.
— А какой толк от рабыни со сломанной рукой?
— Для того, как я собираюсь тобой воспользоваться, руки не нужны. — Его губы изогнулись в злобной усмешке.
— И что бы я ни говорила или делала, ты свое возьмешь, не так ли?
— Не исключено. И все же попробуй!
Кьяра поняла, что исчерпала все свои возможности.
— Ты венецианский патриций — вот почему я тебя ненавижу.
Лука был поражен.
— Не понимаю.
Кьяра решила, что скажет лишь часть правды.
— Мой отец патриций.
— Твой отец? — удивился Лука. — А как его зовут?
— Не знаю. Я для того и приехала в Венецию, чтобы это выяснить.
По блеску ее глаз Лука догадался, что она лжет, но не подал виду.
— И попутно решила заколоть всех венецианских дворян?
— Только тех, кто попытается меня изнасиловать, — презрительно бросила она.
— Я не собираюсь тебя насиловать.
Цыганка не ответила, но по мрачному блеску ее глаз он понял, что она осталась безучастной к его признанию.
— Вижу, ты мне не веришь. — Не отпуская ее рук, он отступил на шаг. — У меня нет причины лгать.
— А у меня нет причины тебе верить.
Лука внимательно посмотрел на Кьяру и рассмеялся.
— Жаль, что ты не мужчина. С таким храбрецом мы бы в два счета разгромили пиратов. — Помолчав, он добавил, глядя на ее грудь: — Но, с другой стороны, я рад, что ты не мужчина.
— Если правда то, что ты не собираешься меня изнасиловать, может, ты меня отпустишь? — с надеждой в голосе спросила она.
— Нет.
— Почему?
— Я хочу тебя. Но ведь я уже тебе об этом говорил, помнишь?
— Ну так насилуй! — взорвалась она, негодуя.
— Я не стану тебя насиловать. Я уверен, что смогу убедить тебя, что близость со мной — не такой уж страшный удел.
— Убедить рабыню? — презрительно усмехнулась она. — Неужели ты думаешь, что я этому поверю?
— Хочешь верь, а хочешь — нет. Но мне всегда претила мысль о насилии. Я предпочитаю убеждение.
Кьяра была уверена, что он лжет, но все же немного расслабилась.
