Даже в столь поздний час площадь Сан-Марко была полна народу. Трактиры и некоторые лавки были ярко освещены. Отовсюду неслась музыка, влюбленные парочки кружились в танце, не замечая никого вокруг. Люди, группами стоявшие на площади, были преимущественно в экзотических маскарадных костюмах — мавры, арлекины, китайцы. Многие просто закутались в длинные черные плащи и закрыли лица масками.
Погода была довольно ветреной, и Кьяра дрожала в легкой, к тому же разорванной одежде. Беззаботный смех доносился со всех сторон, и девушка остро почувствовала, как она одинока.
Они прошли мимо собора, византийский фасад которого мерцал даже ночью, мимо Дворца дожей к набережной, где на темных, посеребренных луной волнах канала покачивались гондолы.
— Привет, Томмазо, — окликнул Лука одного из гондольеров, скучившихся у основания египетской колонны.
— Вы что-то сегодня рано, синьор, — приветствовал гондольер Луку. — Хотите, чтобы я отвез вас… — Томмазо мельком глянул на стоявшую рядом с Лукой девушку.
— Домой, Томмазо.
Гондольер удивленно поднял брови, но кивнул. Он провел их вокруг колонн, потому что проходить между ними считалось плохой приметой, так как там иногда устанавливали виселицы и эшафоты.
Лука ступил в гондолу и подставил руки Кьяре.
— Давай я тебя перенесу.
Кьяра, все еще не терявшая надежды сбежать, отступила, но за спиной у нее стоял гондольер.
— Не пугайся, — шепнул ей тот. — Он очень щедрый и к тому же весьма искусный любовник. — И подтолкнул девушку.
Она споткнулась, но не упала, потому что сильные руки подхватили ее и поставили на дно гондолы.
— Боже, да у тебя руки ледяные!
Ему захотелось обнять ее и согреть. Повинуясь этому желанию, он прижал ее крепче, но, увидев испуг в глазах, оттолкнул с такой силой, что она упала на обитую подушками скамью.
Сняв с себя плащ, он бросил его Кьяре. Черт бы ее побрал! — подумал он. Когда она смотрит на него своими огромными глазами, полными презрения, он чувствует себя мерзким животным. Еще раз чертыхнувшись, он сел рядом с ней.
Она дрожала от холода, но не дотронулась до плаща. Лука поднял его и быстрым движением, так, чтобы не коснуться ее, накинул на плечи. А потом устроился поудобнее и закрыл глаза.
Вскоре Кьяра согрелась. Почему этот злой, жестокий человек иногда вдруг становится благородным, великодушным? — думала она. Эти проявления доброты приводили ее в замешательство. Да правда ли то, что видят ее глаза?
Собравшись с силами, она решила сделать еще одну попытку проникнуть в его внутренний мир с помощью своего дара. Напрасно. Будто опустился черный занавес и загородил ее видение. Наверное, она устала и душой и телом, исчерпала за сегодняшний вечер свои силы. Проницательность вернется после того, как она отдохнет.
Кьяра искоса взглянула на Луку. Ошибки быть не могло — тот же горделивый профиль. Волосы немного длиннее, и выражение глаз мягче, но лицо то же самое. Отвращение и ужас снова овладели Кьярой.
Почувствовав на себе ее взгляд, Лука открыл глаза и спросил:
— Ты смотришь на меня так, словно я дьявол. Почему? — Ему было непонятно, как ей удалось взять над ним такую власть — она то причиняла ему боль, то будила в нем дикого зверя. — Ах, да. Ты же считаешь, что я должен это знать, — грустно сказал он. — Может, со временем и узнаю.
Гондола мягко ударилась о деревянные ворота и остановилась.
— Вот мы и приехали.
Кьяра услышала скрежет поворачиваемого в замке ключа и скрип ржавых петель, и гондола вплыла в темный канал со сводчатой крышей наподобие крытой галереи. Пространство было освещено одним-единственным факелом. Запах горящей смолы смешивался с запахом сырости и гниения.
В мгновение ока Кьяра очутилась на скользких камнях. Слуга запер ворота, и лязг металла о металл прозвучал как окончательный приговор.
Сквозь чугунную решетку ворот Кьяра бросила последний взгляд на канал и подумала: все кончено.
Стараясь побороть отчаяние, она попыталась уверить себя, что это судьба и что не зря именно этот человек оказался на ее пути. Судьба давала ей шанс осуществить свою месть.
— Добро пожаловать в палаццо Дзани!
Насмешка в голосе Луки заставила Кьяру вздрогнуть. Но она промолчала и не проронила ни слова, пока он вел ее вверх по каменным ступеням лестницы.