— Ладно, — отозвался Маву. — Стенхе сейчас на озере, когда возвращаться будет — встанешь.
Сава потянулась сладко, потом опять свернулась в комочек; спать ей уже не хотелось, но потянуть время в теплой постели Сава любила. Она снова уставилась на небо. Небо после вчерашних приключений неизбежно притягивало ее, и она стала следить за гонимыми ветром голубыми облаками, и вдруг показалось ей, что ранее незыблемая земля поплыла куда-то в сторону, выскальзывая из-под спины, и Сава закричала и вскочила, потому что испугалась этого головокружительного движения.
— Ты что? — поймал ее в объятия Маву. — Змея?
— Нет, нет, — лепетала Сава, прижимаясь к его груди. Он показался ей надежнее и устойчивее, чем побежавшая вдруг под ногами почва. Внезапный испуг вылился слезами. Маву оглянулся, оторвал Саву от земли, опустил в постель, торопливо схватил платье:
— Ну-ка одевайся, живо!
Сава послушно сунула в рукава руки, утерла слезы. Маву одернул подол платья и сказал, берясь за башмаки:
— Что с тобой, госпожа?
— Причудилось…
— С утра? — удивился Маву. — Чудно… Сава всхлипнула:
— Как я испугалась, Маву, как я испугалась… Маву неловко погладил ее по голове:
— Ну что ты, милая. Я думал, у тебя сердце волчье, а оно у тебя человеческое.
— Плохо иметь человеческое сердце? — спросила Сава.
— Хорошо, — ответил Маву. — Вообще всякое сердце хорошо по-своему. Ты успокоилась?
Сава кивнула.
— Пойдешь купаться?
— Нет. Я к Руттулу.
— Ладно, — сказал Маву. — Или тебя проводить?
— Не надо. — Сава поднялась на ноги и пошла к шатру Руттула.
— Я видел трогательную сцену, — услышал Маву голос Стенхе. — Ты что же это вытворяешь, ублюдок?
Маву посмотрел: Сава далеко, ей уже ничего не будет слышно. Тогда он повернулся к Стенхе:
— Ты можешь поверить, что я ни в чем не виноват?
— Трудно поверить, — ответил Стенхе. — Я ведь твой нрав знаю.
— Она испугалась чего-то спросонья, — объяснил Маву.
— Это еще не повод прижимать ее к себе, — возразил Стенхе. — Ты что, без объятий не мог обойтись?
— Мог, — ответил Маву. — Но только она не могла. А ты если так беспокоишься о моем благонравии, то сказал бы ей, чтоб она передо мной голышом не ходила.
— Ну и голышом, — хмуро сказал Стенхе. — Ну и что с того?
— Я все-таки не каменный, — пояснил Маву.
— Жеребец, — дал свое определение Стенхе. — Я, кажется, не таким был в молодости.
— Да уж,, — согласился Маву и в глаза Стенхе припомнил:
«Сердце волчье, рыбья кровь, —
Подскажите, кто таков…»
Стенхе этого неуклюжего стишка давно не слыхал, с юности; услыхать его снова от смазливого молокососа было очень обидно.
— Ладно, — сказал он. — Разберемся в замке Ралло.
— Из-за дразнилки? — поднял брови Маву.
— Из-за госпожи, — ответил Стенхе. — Ведь при виде хокарэми у тебя грешные мысли не возникают?
— Возникают, — отозвался Маву. — Правда, не тогда, когда они, полуголые, фехтуют. В остальное же время они мне больше нравятся, чем обыкновенные женщины. Только я у них, увы, любовью не пользуюсь.
— Не смей у меня заглядываться на Саву, — предупредил Стенхе.
— Я не заглядываюсь, — отмел обвинение Маву. — Она же принцесса — не про нашу честь. Но только порой уж очень на хокарэми похожа. Я бы на месте Руттула не мешкал.
Хлоп! Маву замечтался и не успел парировать оплеуху, хотя вообще-то у Стенхе реакция немного хуже. Маву приложил к щеке ладонь.
— Изумительно, — пробормотал он, глядя с вызовом. — Будем драться или подождем до Ралло?
— Ты не хокарэм, — тихо сказал Стенхе. — Ты не хокарэм.
