Пехотинцы – крестьяне, державшие в руках круглые деревянные щиты, выкрашенные в голубой или красный цвет, носившие обитые железом шапки и вооруженные луками из тиса по образцу византийских, – прибыли с маленьких ферм. (Пипин Короткий одно время пытался заставить своих всадников использовать такие луки в бою, как это делали умелые византийские катафракты[9], но безуспешно.) Возницы, слуги, юноши, ищущие приключений, и отряд личной охраны Карла составляли остальную часть этой крайне недисциплинированной армии франков.
Рекрутов, собравшихся после дня «майского поля», исключая тех воинов, которые наивысшую доблесть видели в бою, ждали дома на фермах к сбору урожая. Если не считать недавнего набега на саксов, армия не покидала пределов королевства в течение 17 лет. Даже ветераны привыкли заниматься набегами и грабежом на границе и предпочитали это занятие участию в настоящих сражениях. Пипин Короткий давно понял, а Карлу только предстояло это осознать, что на некогда грозное войско франков нельзя положиться в кровавой битве. Доблестные воины Дагоберта стали мирными фермерами и в первую очередь заботились о своих семьях и полях.
Вот таких бойцов удалось собрать Карлу с помощью убеждения, опираясь на традиционную верность королю. Им предстоял поход через горы и сражение с более умными и знающими врагами, чьи базы располагались в крупных городах, защищенных массивными римскими стенами. В оценке возможностей своей армии Карл полагался на советы Бернарда и собственную дальновидность. Еще до мобилизации он отправил трех деревенских послов в страну лангобардов с целью удостовериться в том, что Петр рассказал правду о создавшемся положении, и попробовать, не начиная войны, заключить мир с лангобардским королем.
Последние рекруты прибыли с нижнего течения Рейна на соединение с войском Карла на берегу Женевского озера. Перед шатром, в котором Карл устроил Хильдегарду, развевалось два штандарта – один с древним изображением дракона, другой с новейшим христианским крестом. Летом тающие снега превратили высокогорные альпийские луга в цветущий рай, и армия могла удовлетворить свои нужды в воде, еде и фураже.
Туда, к Женевскому озеру, вернулись его послы.
– Ни наши молитвы, ни подарки от Карла, – докладывали они, – не помогли переубедить свирепого лангобардского короля.
Для Карла это было поводом к войне. Он созвал на совет свою знать – коннетабля («начальника конюшен»), сенешаля («старшего слугу», ведавшего снабжением), паладинов, или офицеров дворцовой охраны, герцогов, или военачальников, графов, или управляющих провинциями, и епископов, которые объясняли волю Господа, а это имело в глазах Карла большое значение. Большинство собравшихся не одобряли его политики, совпадавшей с политикой Пипина Короткого, в основе которой лежала война с лангобардами ради спасения Рима. Карл чувствовал ответственность за храм Святого Петра, перешедшую к нему по наследству от его отца Пипина. Своим вассальным сеньорам он объяснил, что предложил справедливые условия и преподнес богатые подарки Дезидерию, но получил отказ. Карл собирался всю армию подчинить своей воле.
Большинство бойцов Карла из крестьян смутно верили в то, что благословенный Петр жив и осажден в Риме.
Итак, Карл добился своего. Несмотря на немногочисленность армии, ее необходимо было разделить, чтобы перейти через узкие альпийские перевалы, где не хватало пастбищ. Хильдегарда вместе с горбатым мальчиком оставались в Женеве. Бернард со слабейшей частью войска двинулся в сторону перевала горы Йов (Большой Сен-Бернар). Лучших воинов Карл повел в обход горы Ценис, туда, где остроконечные горные пики упирались в небо. Быки с трудом тащили через перевал обитые кожей фургоны с зерном, свининой и бочонками с вином. Ношу ослов и мулов составляли части разборных лодок, предназначавшихся для переправ через реки, поскольку, связанные вместе, они превращались в мост. Мясо для армии живьем карабкалось вверх.
В пути Карл потребовал песню. Толкая тяжелые фургоны, все в поту, мужчины запели: «Поверни голову… и снова смотри вперед… Эта дорога приведет нас обратно… на родину».
