Этот примитивный минускул Корби имел успех в Туре, где переписчики усовершенствовали эту манеру письма так, что каждая буква писалась разборчиво и чуть-чуть отдельно от других. Турский почерк позаимствовала дворцовая школа франков. Этим почерком золотыми буквами были написаны слова на первой пурпурной странице сборника священных текстов, настольной Библии Шарлеманя, к тому времени как Алкуин возглавил школу. Алкуин, не имевший никакого отношения к изобретению этой манеры письма, как иногда утверждают, одобрил ее вслед за Шарлеманем, потому что легко мог читать написанное. Так, они вместе подготовили для папы Адриана Псалтырь, написанную золотом новым прекрасным почерком.
По мере того как увеличивалось количество переписанных книг, почерк Корби, Тура, Ахена получил распространение по всей стране франков до самых ее границ. Шарлемань и Алкуин сознавали выгоду, которую сулит единая манера письма в центрах грамотности, и Шарлемань сделал ее обязательной.
Это было нелегкой задачей – обучить сотни людей писать одним и тем же почерком.
– Я не очень далеко продвинулся, – признался Алкуин своему другу, – по причине низкой культуры в здешних местах.
Чтобы хорошо писать, переписчик должен был свободно читать текст. Кроме того, они должны были расставлять все знаки препинания. В качестве напоминания Алкуин у себя в скриптории вывесил плакат: «Все написанное вами должно быть ясным и понятным с помощью пунктуации, в противном случае чтец в церкви прочтет неверно своей пастве». Это звучало очень похоже на Шарлеманя.
Несгибаемая целеустремленность короля и талант Алкуина в редактировании способствовали выполнению поставленной задачи. Книги, включавшие в себя сборники псалмов, месс, законов, написанные новым почерком, рассылались из Тура и Ахена в самые отдаленные города. Установилась единая манера письма, и путаница в переписке книг, отличавшая то невежественное время, закончилась.
Кроме того, благодаря многократной переписке большого количества книг классической и раннехристианской литературы сохранились такие тексты, которые в противном случае были бы навсегда потеряны для ученых позднего Ренессанса, а значит, и для нас.
Это четкое письмо известно в наше время под названием «каролингский минускул». Такую манеру письма успешно применяли и в грядущие века, несмотря на навязывание витиеватого готического шрифта. Когда гуманисты великой эпохи Ренессанса добивались лучшего почерка, они возродили каролингский минускул, особенно в Италии. В то время этот почерк стали называть римским. Когда первопечатники искали образец для своего шрифта среди рукописей, они попробовали готический шрифт, а затем обратились к каролингско-римскому. Он пережил века, и то, что мы читаем сегодня, напечатано этим шрифтом.
Ни одна победа Древнего Рима не вызывала такой суматохи и возбуждения, как появление в Ахене слона Абу-л-Аббаса. Сказочный зверь из Вавилона, покачиваясь, шествовал вверх по рыночной улице и срывал свежую траву с крыш домов неправдоподобно длинной рукой, заменявшей ему нос. Его рев напоминал звук трубы, и лошади в переулках в страхе разбегались, сбивая с ног овец, столпившихся вокруг продавцов мяса.
Шарлемань был доволен, потому что Абу-л-Аббас разнес в щепки приготовленное для него стойло; он вырывал с корнем молодые деревья и при этом ел виноград с руки короля. Торговец Исаак, два года путешествовавший вместе со слоном и его смуглолицым охранником, утверждал, что Абу-л-Аббас может прожить еще 50 лет, если ему будет хорошо в стране франков. Безусловно, в жаркие летние дни слон выглядел довольным, съедая поле хлебных злаков и купаясь в реке. Каждый день во время обходов король останавливался, чтобы полюбоваться своим необычайным гостем, подарком халифа.
По крайней мере, Эйнгард настаивал на том, что Ха-рун послал слона от восхищения и великой любви к Шарлеманю. Но сидящие за столами с пивом говорили, что Исаак сам привез слона из деловых соображений.
– Харуну наш славный король дороже всех других монархов на земле! – защищал Гном своего героя.
– Чем ты подтвердишь сказанное тобой? – Любители пива продолжали сомневаться, потому что те франки, что в качестве послов ездили в Багдад, либо умерли, либо исчезли как-нибудь иначе, вернулись только Исаак с Абу-л-Аббасом.
