— Отец! Как случилось, что ты остался жив? — спросил его Борнгард, перерезая верёвки.
— Они специально не убили меня, чтобы я всё рассказал. Они внезапно спрыгнули с вершин, и мы ничего не могли поделать. Было так тесно, что мы длинными мечами только кололи друг друга, а они без доспехов с коротким ножами налетали, как ястребы, и поражали нас быстрее, чем мы могли повернуться. Они растащили всю нашу добычу... сказали мне, что довольны своей местью...
— Кто «они»? — тихо спросил король. — Баски?
Отец Турпин молча кивнул.
...Уже смеркалось, когда, похоронив своих сотоварищей, мы покинули ущелье. Король, находящийся в глубоком раздумьи, встрепенулся:
— Не говорите королеве! Ей вредно знать... что с ней? — крикнул он, заметив только что подъехавшего слугу.
— Ваше Величество! Матушка ваша просила помолиться за королеву. Рожает, вроде как...
Время залечило раны, нанесённые королю в Ронсевальском ущелье. Немалым утешением послужила наша королева, родившая в этот печальный момент сразу двух наследников — близнецов Людовика и Лотаря. К сожалению, Лотарь прожил совсем немного, но Людовик оказался крепким. Как выяснилось впоследствии — Господь уготовил ему долгую и славную жизнь.
Нельзя отрицать, что неудачный испанский поход всё-таки нанёс ущерб авторитету короля. По Бретонской марке прокатилась волна мятежей, и не было больше весёлого маркграфа, умевшего договариваться с южанами на их языке. Карл всё же сумел замирить мятежников. Потом вновь, только мимоходом посетив свой любимый Ахен и проверив, как строится храм, двинулся на северо-восток, в Саксонию.
Видукинд не дремал, продолжая изводить короля нескончаемыми нападениями, разрушениями и поджогами. Они вспыхивали то здесь, то там, будто пожары в засуху.
Снова появился мой дядя. Он изыскал неожиданный способ приблизиться к королю. Его Величество, живо интересовавшийся самыми разными делами королевства, посреди войны занялся писанием указов для управляющих поместьями. Он тщательно прописывал: чем откармливать поросят и какие породы яблонь следует сажать, чтоб хватило и на варенье и на еду зимой. Мой хозяйственный родственник конечно же влез с дельными советами и весьма преуспел. Встречая его, я каждый раз внутренне сжимался, но он не выказывал ко мне никакого интереса.
В очередной раз установив хрупкий мир в Саксонии, Карл собрался в Рим — крестить среднего сына от Хильдегарды, Карломана. Мальчику уже исполнилось четыре года. Почему его до сих пор не крестили — интересовало весь двор.
Король отправился всей семьёй. С Хильдегардой, Бертрадой и пятью детьми — тремя сыновьями и двумя дочерьми, младшей из которых, Берте, только исполнился год. Не взял только старшего — Пипина. Меня это удивило. Карл всегда относился к сыну от первого брака со вниманием. Следил за его образованием, лично проверяя успехи. Пипин слушался отца покорно, хотя и без особой радости. Впрочем, я вообще не видел, чтобы он когда-нибудь улыбнулся. Видимо, горб, сильно портящий его внешность, отражался и на его характере.
Итак, мы опять ехали в Рим. Это второе посещение Вечного города способствовало окончательному установлению дружеских отношений между Карлом и папой Адрианом (что бы там ни говорил Эйнхард). Но лично для меня с него начался период отдаления от короля, который закончился только в последние годы его жизни. Причиной этого отдаления оказался вовсе не Эйнхард, чего я боялся вначале, а совсем другой человек. Причём случилось так, что я сам привёл его к Карлу.
Мы прибыли в Рим около полудня. На вечер была назначена личная беседа короля и папы, а некоторые члены королевской свиты (мы с Эйнхардом в их числе) получили дозволение совершить самостоятельную прогулку по городу.
Коротышка, по обыкновению, болтал без умолку. Восхищался монументальными зданиями, о которых уже заблаговременно прочитал в каких-то книгах. Время от времени сокрушался о своей необразованности, чем злил меня безмерно. Наконец я не выдержал и сказал ему:
— Любезный Эйнхард! Не позволишь ли ты мне посозерцать этот прекрасный город в одиночестве?
