Я стал плохо спать ночами, зато иногда проваливался в сон днём, чего не случалось со мной раньше. Однажды меня разбудил звук возбуждённых голосов. За стеной спорили отец и дочь.
— Почему, когда франки проломили стену, им никто не дал отпор? — гневно вопрошала принцесса.
— Какой отпор? — огрызался Дезидерий. — Что ты вообще понимаешь в воинском искусстве, женщина? Эти люди целиком покрыты железом. Наши мечи ломаются от ударов по их доспехам!
— Почему на них не вылили хотя бы кипятку? Почему ты вообще не командуешь обороной города?
— Нет никакой обороны! Нету смысла! Нас ничего не спасёт! — горестно восклицал король лангобардов. — Пищи почти не осталось, а эти вездесущие конники рыщут вокруг стен день и ночь и не дают никому ни выйти из города, ни войти в него! Горе нам всем, потому что небо помогает Карлу. А я проклят! Эти лукавые понтифики прокляли меня и мой народ! Зачем я всю жизнь слушал женщин? Сначала свою мать, потом жену, потом дочерей? А теперь Бог отвернулся от меня!
С улицы раздались отчаянные крики. Вероятно, стену опять проломили.
— Отец, — закричала Дезидерата, — умоляю тебя, прими вызов! Ты должен поступить достойно. У меня никогда не будет ни мужа, ни сына, которым я смогу гордиться. Вся надежда на тебя, отец! Созови знатных горожан, пусть берут своё оружие и идут в бой. Неужели, зря мы делились с ними последним куском хлеба?
— Они не пойдут за мной, — ответил Дезидерий. — Никто не будет сражаться с железной армией Карла. Они перейдут на его сторону. Война проиграна. Я сейчас открою ворота, выйду к нему и стану умолять его о милосердии.
— Ваше Величество, — я узнал полный восхищения голос Теоделинды, — можно я пойду с вами?
Крики за окном стихли. Я прислушался — не ворвались ли всадники в город. Но на улице не наблюдалось никакого движения.
— Мы все пойдём! — сказал король. — И этого твоего Пипина тоже возьмём с собой. Где ты его прячешь, дочь моя?
С королём лангобардов, его дочерью и свитой я шёл по улице, которую так долго наблюдал из окна каморки. Мне связали руки за спиной, а конец верёвки дали одному из стражников.
У городских ворот стояли небольшие глинобитные строения, некоторые — полуразрушенные. Возле них суетились люди. Снаружи доносились глухие удары. Вдруг раздался страшный грохот. У одного из домиков обрушилась часть стены. Видно, осадная машина снова выпустила камень.
Мы подошли к самым воротам, которые не открывались с момента начала осады. Густая трава проросла под створками. Они подрагивали от мерных ударов с внешней стороны, но пока держались.
— Лезьте на стену оповестите их, — велел стражникам Дезидерий. — Я выхожу.
Двое воинов поднялись и прокричали на латыни:
— Прекратите стучать! Наш король сейчас выйдет!
Удары тотчас стихли.
— Ваше Величество, — Теоделинда выскочила из толпы приближённых, — позвольте мне, можно я открою!
— Сумасшедшая, — проворчала Дезидерата, отворачиваясь. Теоделинда упала на колени перед королём:
— Ваше Величество! Умоляю вас! Заклинаю вас!
Дезидерий поморщился:
— Дайте ей, пусть откроет. Чёрт знает, что такое!
— Створки тяжелы, благородная девица, — предостерёг один из стражников.
— Я сильная! — голос её звенел от слёз, глаза горели безумным восторгом.
Стражники отодвинули тяжёлый позеленевший от времени засов, выдернули траву. Палкой подцепили заколодившую створку.
— Теперь благородная дева должна справиться, — нерешительно произнёс стражник. — Только осторожнее. Там снаружи уже ждут.
— Я справлюсь! Пустите! Отойдите все! — воскликнула Теоделинда и бросилась к воротам. С силой, удивительной для девушки, к тому же истощённой недоеданием, она рванула на себя створку и, выскользнув в щель, отчаянно толкнула её с другой стороны, где столпились франкские всадники в сверкающих доспехах.
Распахнув ворота, она встала в проёме, раскинув руки, и закричала:
— Приди, о мой король! Приведи нас к славе Божией! И не забудь свою верную овечку! Она ведь...
Никто так и не узнал, что сделала несчастная овечка. Воины Карла, ворвавшись в Павию, сбили с ног безумную, ослеплённую экстазом девушку. Копыта коней втоптали в грязь её тело, истерзанное страстью.
