— Многоуважаемая Ансефледа! Прошу меня простить. Произошло недоразумение...
С диким визгом она вцепилась мне в волосы:
— Ты что, вздумал отвергнуть меня? Меня — Ансефледу Гасконскую? Да ты съешь свой язык по кусочкам, запивая собственной кровью! Понял? Ну, иди ко мне...
Мне удалось убежать от неё. Правда, заснуть в ту ночь не получилось — как только я закрывал глаза, чудился истошный визг.
Ночные кошмары сменились на тяжёлые утренние размышления. Я понимал, что эта разъярённая фурия обязательно отомстит. Наверняка обвинит меня в нападении или в чём похуже. Как бы король хорошо не относился ко мне — законы есть законы. Кажется, за оскорбление такой знатной дамы можно и на виселицу попасть. Да и без виселицы штраф такой огромный, что мне его в жизни не оплатить. В голову приходило единственное сомнительное утешение — может, всё-таки моя невыносимая родительница поймёт, что была не права? Да нет, скорее она обвинит во всём меня...
Между тем время шло, а стража не приходила за мной. После обеда я как обычно, пошёл к королю читать.
Его Величество пребывал в удивительно весёлом расположении духа.
— Хватит с нас военных теоретиков, Афонсо, — сказал он, — скоро будем проверять всю их мудрость на деле. А сегодня — только Писание.
— Какое из Евангелий, Ваше Величество?
Он усмехнулся. Подмигнул подошедшей Хильдегарде:
— Сегодня из древних книг будем читать. «Песнь песней» Соломона.
Такую книгу в Священном Писании я даже не помнил. Карл улыбнулся.
— Священное Писание весьма обширно и переводы его недостаточно выверены. Эта работа ещё предстоит нам и нашим книжникам. Поэтому пока что не все книги доступны даже в монастырских библиотеках. Ведь если исказить божественные тексты и понять их превратно — может случиться большой вред. Но с нами тебе нечего бояться, Афонсо. Читай!
Нерешительно открыл я тяжёлые листы пергамента. Они немного слиплись и пахли сыростью. Слова были странные и тревожащие. Совсем непохожие на текст Евангелий.
«...Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина. От благовония мастей твоих имя твоё — как разлитое миро; поэтому девицы любят тебя... Влеки меня, мы побежим за тобою; царь ввёл меня в чертоги свои, — будем восхищаться и радоваться тобою, превозносить ласки твои больше, нежели вино; достойно любят тебя!..»
— Всё есть в этой великой книге, — задумчиво произнёс Карл, — вся жизнь человеческая...
— Мой король! — вмешалась Хильдегарда. — Мы хотели всё же спросить Афонсо...
— Да. — Его Величество хитро прищурился. — Поведай нам, Афонсо, что там у тебя за трудности в сердечных делах?
Я почувствовал, что неодолимо краснею, но ответил со всей твёрдостью, на которую был способен:
— У меня нет иных дел, кроме служения Вашему Величеству.
Король нахмурился:
— Мальчик, укушенный молнией... Ты, что же врёшь нам? А мы так верили в твою честность...
— Я всегда был честен, и сейчас тоже.
Король шевельнул усами, поджав губы. Явный признак неудовольствия. Хильдегарда, всё это время неотрывно смотревшая на меня, вдруг спросила короля:
— А где лежит черновик капитулярия, над которым вы работали вчера?
Король удивлённо поднял бровь:
— Должно быть, в корзине для бумаг, дорогая. Этот юноша, полагаю, знает точно. Но зачем тебе черновик?
— Мне нужно проверить одну мысль, — уклончиво объяснила королева и полезла в корзину. Выбрав два кусочка пергамента, она резво покинула комнату. Карл пожал плечами, но ничего не сказал. Отошёл к окну и занялся созерцанием замковой лужайки.
Через некоторое время послышались лёгкие шаги. Мальчишеский голос королевы возвестил:
— Афонсо не обманывает нас. Письмо написано не его рукой.
Карл восхищённо посмотрел на супругу:
— Не перестаю изумляться твоей мудрости, дорогая. Но кто же тогда написал это письмо? Сама Ансефледа?
— Нет. Она пишет с хвостиками и крючочками. К тому же, несмотря на свою грамотность, может писать только короткими фразами. Когда я ещё лежала не в силах взять перо, мне пришло в голову попросить её составить записку от меня к вам, мой король. Она не смогла выразить ни одной моей мысли.
