...Мы жили в ожидании большой войны. Но вместо этого наш император снова начал со всей семьёй и свитой разъезжать по своим многочисленным палаццо. И всюду он брал с собой слона. Огромное животное грустно тащилось за повозкой принцесс. После неудачи с Ириной Карл будто потерял интерес к войнам. Если раньше он старался лично участвовать в разрешении всех крупных конфликтов, происходивших в стране, то теперь этим занимались повзрослевшие сыновья. Пипин Италийский следил за миром в Лангобардии, Людовик Аквитанский со своими отрядами расширял и укреплял Испанскую марку. Ему удалось завоевать Барселону, и он торжественно привёз и сдал отцу её градоначальника. Карл Юный, предполагаемый преемник отца, действовал в Саксонии и Баварии.
Сам же император вплотную занялся законотворчеством. Целыми днями он с Эйнхардом правил тексты, после чего отсылал их в Тур Алкуину, которого считал своим духовным наставником. Законы возвращались после правки, ещё раз досконально проверялись и принимались. «Разве может жить и двигаться огромное тело, не будучи укреплено духом?» — говорил он, имея в виду свою империю.
Новыми законами Карл удивил многих. Я же удивлялся, почему он не принял их раньше. Эти законы были призваны скрепить разношёрстную империю прорастающим изнутри христианским миром и согласием. Преступником теперь, среди прочего, считался тот, «кто нарушает мир церквей Божьих, вдов и сирот, а также обездоленных». В поместном капитулярии говорилось о необходимости относиться к работникам с уважением. Они даже получили законное право жаловаться на своих управляющих, но не в рабочее время. Ещё один закон касался духовенства, коему предписывалось «воздерживаться от светского образа жизни, например, от обучения охотничьих собак и птиц (сокола или ястреба)». В последнее время Карл начал критичнее относиться к лицам духовного звания, требуя от них предельной чистоты и целомудрия.
В общем, всего того, чего в последнее время не хватало императорскому двору.
Две из пяти принцесс, Ротруда и Берта, имели тайных мужей. Жизнь остальных тоже не служила образцом благочестия. Глядя на принцесс, многие придворные завели себе весёлых подруг, а некоторые — даже красивых мальчиков. Создание из своего двора христианских Афин, похоже, удалось императору лишь наполовину. Он мог бы произвести чистку, но ему мешало обострённое чувство справедливости. Ведь его собственная жизнь также была далека от христианского совершенства.
Похоронив пятую супругу, красивую и образованную Лиутрарду, он не женился больше. Но с некоторых пор покои его не пустовали. Наложницы сменяли друг друга, время от времени рожая ему детей, разумеется, незаконных. Это последнее обстоятельство радовало его. После заговора Пипина Горбуна он опасался новых наследников помимо троих сыновей Хильдегарды, друживших между собой и слушавшихся отца.
Несовершенства Карла уже не задевали меня так больно, как раньше. Мне стукнуло пятьдесят. Мысли о женитьбе давно оставили меня, а сложившийся жизненный распорядок очень радовал. Я ни в чём не нуждался, был богат, уважаем, да к тому же постоянно получал дружеское общение от величайшего из правителей. Вскоре оно стало ещё более тесным.
Как-то я пришёл по зову императора (дело было снова в Ахене) и застал его в грустном расположении духа.
— Афонсо, — сказал он, — столько лет прошло, а я всё скучаю по Хильдегарде.
— Да, Ваше Величество, — вздохнул я, — она была настоящей королевой...
— Мне хочется поехать в Суассон, посмотреть места, где мы познакомились. Помнишь, Афонсо, как лихо она ездила верхом?
— Да, Ваше Величество. — Передо мной начали проноситься картины далёкого прошлого: плющ с резными листьями на серой суассонской стене, юная всадница с развевающимися волосами... Если бы молодой король не встретил её тогда, у меня, скорее всего, была бы сейчас своя семья... Голос Карла вывел меня из полузабытья:
— Ну что же, едем!
В Суассоне ничего не изменилось. Всё те же узкие улочки, стены, увитые плющом. Карл заходил в храм, где когда-то встретил свою любовь, молился в боковом нефе, где молилась она...
