Что-то изверглось из неё. Она стиснула мою руку, быстро зашептала, но в этот момент дождь забарабанил по листьям, и я не понял ни слова. Небеса разверзлись, под ногами у нас уже бурлили потоки. Она медленно оседала мне на руки. Я подхватил её и под ливнем потащил в замок через лужайку, моля Бога, чтобы нас не настигла молния.
— Головы-то на плечах никогда не было, — изрекла Радегунда, увидев меня с королевой на руках, — отрубят, даже не заметишь.
— Пошевеливайся! — закричал я на неё. — Не видишь, началось!
— Неси в покои, — проворчала она, — умный, что ли? Разорался: «началось, началось!» Тут главное, чтобы хорошо закончилось!
В покои уже бежали лекаря и служанки. Мне велели выйти.
Наверное, я прошёл огромное расстояние, шагая взад-вперёд по своей комнате весь вечер и всю ночь. Прочитал множество молитв — а знал я их благодаря своей памяти больше, чем кто бы то ни было. Временами сквозь шум дождя слышались стоны и крики я вздрагивал, будто от удара, и снова продолжал шагать. К утру всё стихло.
Я осторожно покинул комнату, прошёл по коридорам к королевским покоям. У дверей сидела Радегунда. Глаза её опухли и покраснели.
— Как? — робко спросил я, заранее готовый простить любую грубость.
— Девочка, — ответила она, не глядя на меня. По щеке её ползла слеза.
— Что? — Я почувствовал, как ноги немеют. — Что-то не... так? Слабенькая?
— Слабенькая, — со злостью отозвалась камеристка, — хоть бы вообще её не было! — прерывисто вздохнув, она закончила: — Ушла королева...
И, безобразно скривив рот, заревела дурным голосом.
Обморок накрыл меня спасительной вязкой тьмой.
...Король после похорон поседел совершенно. На время он даже оставил дела, проводя целые дни в беседе с матерью. Он очень сблизился с ней, казалось, даже готов снова слушать её советы. Правда, говорила она теперь с трудом, превозмогая кашель. Я несколько раз читал им Августина, как в добрые старые времена.
Бертрада пережила Хильдегарду всего на два месяца. Не выжила и малютка, ставшая причиной смерти нашей дорогой королевы. Её назвали именем матери, но, кажется, не успели окрестить.
Не вынеся одиночества, Карл решил снова жениться. Послать брачное предложение византийской императрице ему помешала гордость. Похоже, он особо не перебирал, выбрав в жёны Фастраду, происходящую из семьи восточнофранкских аристократов. Главным аргументом для него оказалось её дальнее родство с Хильдегардой. Наверное, он ожидал, что новая супруга будет хоть чем-то напоминать ему ушедшую возлюбленную. Фастрада несомненно была хороша собой. Но разве можно походить на ту, чьё сердце болело о каждом голодном, на ту, о которой сказал Павел Диакон: «Её человеческая простота подобна лилии среди роз. Её красота освещена сердечным светом»?
Я переживал утрату с огромным трудом. Тоненькой ниточкой спасения для меня стало воспоминание о баронессе Имме, в которую я был влюблён в юности. Где она сейчас? Наверняка замужем и давно забыла о моём существовании. Но я хотя бы не видел её в гробу, а значит, мог утешать себя мечтаниями, пусть и несбыточными.
— Афонсо, — сказал как-то король, — мы до сих пор неправильно использовали твой дар. С такой удивительной памятью тебе нужно стать архивариусом, соответственно прозвищу. Отныне ты назначаешься хранителем важнейших документов нашего королевства. Будешь помнить их содержание и местоположение, тебе доверят ключи от хранилища.
— Благодарю вас, Ваше Величество.
— Много ездить с такой должностью не придётся. Будешь сидеть в Ахене и следить за пополнением архива. Жалование тебе повысим...
— Благодарю, — повторил я, склоняя голову. Вот и закончилось моё высокое служение. Не будет больше общения с королём, наполнявшим смыслом мою жизнь. Отныне мне предстоит скучать среди пыльных свитков, неинтересных для чтения и хранимых лишь из соображений порядка.
В одну саксонскую поездку Карл всё же взял меня. Слёг с лихорадкой Эйнхард, читавший ему, а малознакомые люди могли бы помешать послеобеденному отдыху короля, во время которого он привык слушать чтение. Пришлось отрывать от службы новоиспечённого архивариуса.
