9 апреля 1941.
Мир снова затаил дыхание - германская армия катится в направлении на Салоники с той скоростью, с какой едут ее автомашины... Кажется, что только эта армия сохранила способность двигаться, только она одна владеет игральной костью, которой в наше время важнее овладеть, чем полем битвы. Устарелые армии не могут с ней конкурировать, как древняя прялка - с современным прядильным станком "Дженни". Храбрость отступает перед твердостью шофера, неутомимость - перед точностью, выдержка - перед усердием. Стратегия стала хирургией. Вражескую страну сначала оглушают наркозом, затем "вскрывают", после чего дезинфицируют, накладывают швы и т. п. - и все это в высшей степени спокойно.
12 апреля 1941.
Не говоря о том, что белый стих никак не может прижиться на почве немецкого языка (ср. ужасные стихи в "Тассо"!), для меня в нем всегда чувствуется нечто анахронистическое, нечто фатально феодальное. Стоит его лишить свойственного ему придворного изысканного тона и витиеватой официальности, как он тотчас становится пустым, вульгарным - выскочкой. Заставляя гангстеров и торговцев цветной капустой говорить ямбами, я достигаю преимущественно пародийного эффекта, ибо только при этих условиях светом рампы озаряется неадекватность их победоносного возвышения, и все же там, где белый стих изуродован, искалечен, обрублен, - там образуется новая форма, которая может послужить материалом для современных стихов с нерегулярными ритмами; у этого материала еще все впереди.
12 апреля 1941.
Удивительно, как рукопись во время работы становится фетишем! Я нахожусь в полной зависимости от внешнего вида моей рукописи, в которую я все время что-то вклеиваю и которую эстетически поддерживаю на высоте. Постоянно ловлю себя на том, что я, меняя текст, стараюсь сохранить то же число строк - только для того, чтобы сохранить число страниц!
Я писал "Артуро Уи", все время видя его перед собой на сцене, это доставило мне много удовольствия. Но теперь в дополнение к нему хочется написать нечто совершенно нигде и никогда не представимое на театре: "Уи. Вторая часть. Испания (Мюнхен) (Польша) Франция".
К ПЬЕСЕ "КАРЬЕРА АРТУРО УИ, КОТОРОЙ МОГЛО НЕ БЫТЬ"
ВВОДНАЯ ЗАМЕТКА
"Карьера Артуро Уи, которой могло не быть", написанная в 1941 году в Финляндии, представляет собой попытку объяснить капиталистическому миру возвышение Гитлера, в связи с чем он и помещен в привычную для этого мира среду. Стихотворная форма позволяет дать масштаб героизма действующих лиц.
ПРИМЕЧАНИЯ
В настоящее время широко распространено мнение, будто выставлять на посмеяние великих политических преступников - живых или мертвых - неуместно, да и нецелесообразно. Говорят, что на это болезненно реагирует даже простой народ, и не только потому, что он невольно причастен к преступлениям, но и потому, что уцелевшие посреди развалин не могут над этим смеяться. Стоит ли к тому же ломиться в открытые двери - таковых в развалинах слишком много; утверждают, что люди усвоили урок, - зачем еще и еще раз напоминать о нем этим несчастным? Если же урок не усвоен, то опасно возбуждать в народе смех над правителями - ведь он, народ, и без того недостаточно серьезно к ним отнесся и т. д. и т. п.
Сравнительно нетрудно оспорить предъявляемое к искусству требование, чтобы оно проявляло осторожность относительно жестокости правителей, чтобы оно любовно полило слабый росток познания, и тем, которые показали грабли, оно показало, как пользоваться лейкой, и т. д. Можно оспорить и понятие "народ", означающее нечто более высокое, чем "население", и показать, как в головах еще живет призрак пресловутого "народного единства" - единства палачей и жертв, предпринимателей и предпринятых. Этим, однако, вовсе еще не сказано, что сатире не подобает вмешиваться в серьезные вопросы. Именно серьезные вопросы ее и занимают.
Великих политических преступников непременно следует выставлять на всеобщее обозрение, и прежде всего на посмеяние. Ведь они прежде всего вовсе не великие политические преступники - просто их руками творятся великие политические преступления, а это далеко не одно и то же.
