После одного из заседаний Военного совета, когда большинство его участников уже разошлись, Гастон под каким-то предлогом задержал Ришелье и завел с ним разговор. Они вдвоем вышли из дома и стали прогуливаться по двору, а там уже притаились вооруженные заговорщики, только и ждавшие сигнала «Месье». И тут Гастон, прервав беседу на полуслове, вдруг быстро удалился, оставив кардинала и своих сообщников в полном недоумении. Естественно, заговорщики не решились нападать без сигнала, ведь они подумали, что что-то случилось…
Франсуа-Гиацинт Дюсевель в своей «Истории города Амьена» описывает срыв покушения так:
«Легкость, с которой можно было подойти к кардиналу после заседаний Совета, дала повод его врагам для создания проекта его убийства. Но Сент-Ибар и Монтрезор, дворяне, связанные с партией Месье, которые должны были заколоть кардинала кинжалами по условленному сигналу, подумали, что увидели тревогу и сомнение в глазах принца, а посему не решились осуществить свой преступный замысел, и Ришелье избежал опасности, угрожавшей его жизни».
В самом деле, потом обескураженный граф де Монтрезор обнаружил Гастона Орлеанского в спальне в состоянии нервного шока. Брат короля дрожал, словно в лихорадке, и был не в состоянии что-либо объяснить. Похоже, нервы его не выдержали сильнейшего напряжения. Или он банально испугался последствий. В любом случае через несколько дней, сославшись на плохое самочувствие, он покинул Амьен. Граф Суассонский после этого бежал в Седан.
Жан-Франсуа-Поль де Гонди, кардинал де Рец, в своих «Мемуарах» написал об этом так:
«Дело было решено, но не исполнено. В Амьене кардинал был у них в руках, но они его не тронули. Я так никогда и не дознался почему; все участники заговора об этом рассказывали, и каждый винил другого. Что произошло на самом деле, мне неизвестно. Верно лишь, что по прибытии в Париж, всеми ими овладел страх. Граф, который по общему суждению был самым твердым из амьенских заговорщиков, бежал в Седан, бывший в ту пору владением герцога Буйонского. Месье отправился в Блуа, а герцог де Рец[22], который не участвовал в амьенском предприятии, но был горячо предан графу Суассонскому, выехал ночью из Парижа на перекладных и укрылся в Бель-Иле. Король послал в Блуа графа де Гиша, ныне маршала де Грамона, и де Шавиньи, государственного секретаря и ближайшего доверенного кардинала. Они напугали Месье и увезли его в Париж, где им овладел еще больший страх».
Говоря же о Гастоне Орлеанском, кардинал де Рец выражается следующим образом:
«Он замысливал все, но ни на что не решался, а если случайно решался на что-нибудь, его надо было при этом подталкивать или, лучше сказать, толкнуть со всей силой, чтобы побудить исполнить задуманное».
Кампания завершилась
гораздо успешнее, чем началась.
Франсуа де ЛАРОШФУКО
Тем временем французская армия перешла в наступление в Пикардии. Кольцо окружения вокруг Корби сжималось с каждым днем. Испанскому гарнизону было передано предложение о капитуляции, но оно было отвергнуто. В это время погода испортилась, пошли проливные дожди, и в армии началась эпидемия болезней.
9 ноября французы, по колено в воде, пошли в решительную атаку, и испанцы не выдержали.
– Это рука Провидения! – воскликнул кардинал де Ришелье.
– Нет, это моя старая гвардия, – возразил ему Людовик. – Молодые бы разбежались.
14 ноября французские войска заняли Корби. Ришелье лично принял капитуляцию, распорядившись казнить на рыночной площади двух жителей города, сотрудничавших с испанцами.
Историк Л.И. Ивонина отмечает:
«Исход кампании решался <…> в Пикардии. Оттуда весной 1636 года испано-имперские войска дошли почти до Парижа и заняли стратегически важную крепость Корби. С парижских стен были видны огни бивуаков вражеской армии. Ценой неслыханного напряжения сил, бессонных ночей Ришелье, мобилизации всего годного к бою состава французам удалось остановить движение неприятеля, а затем, наступая флангами с запада и востока, вынудить его отступить во Фландрию».
После этого Людовик XIII возвратился в Париж под звон колоколов и пение хвалебных гимнов.
