- Линия по заправке аистов определенно не поскупилась, когда Уолта снаряжали для производства детей. Какой-то шаловливый ангел решил, что нестандартный генератор - как раз то, что нужно для такой симпатичной мордашки. Уолт говорит, что унаследовал его от моряка, фамилию которого мама забыла спросить.
- И у того моряка, и у моего отца - сыновья, которых они не знают.
- Интересно, а в этого моряка можно поверить?
- Моему отцу - точно нельзя. Матери тоже. Можем и ее сюда добавить.
- Монтерлан(90) говорит в "Les Olympiques"(91), что Поликрат(92) сжег гимнасии Самоса, поскольку знал, что каждая дружба, выкованная там, становилась дружбой двух бунтовщиков. Подлинные наши семьи - это наши друзья, которые, конечно, и семьей быть могут. Уолт и Сэм пока не нашли той страны, гражданами которой им хотелось бы стать. Мы с тобой, Сайрил, иммигранты в воображаемой стране, основанной Пенни и Дэйзи, с населением в четыре человека.
- У Би растут волосы на лобке, чем она гордится, и грудки - они прекрасны. Она прямо из "Георгик" Майоля(93). Мне кажется, я как во сне хожу.
- Нет - всего лишь в стихотворении. Или в картине Бальтуса(94). В настоящий момент в мире свирепствует сорок две войны, не говоря уже о личных несчастьях повсюду, боли, болезнях и ненависти. А мы сидим тут, вот на этом лугу. Даже у него нет другой реальности, которую мы могли бы познать иначе, чем наше воображение ее воспринимает.
Que parfois la Nature, a notre reveil, nous propose Ce a quoi justement nous etions disposes, La louange aussitot s'enfle dans notre gorge.
Nous croyons etre au paradis.(95)
Наше ощущение прекрасного иллюзорно - союз культуры и биологического императива. Наши чувства следует обучать, чтобы они стали чуткостью, - или же притуплять до глупости. Ты стал прекрасным, потому что отпустил волосы, хотя еще месяц понадобится, потому что похож на эльфа, потому что улыбаешься и говоришь то, что приходит в голову.
- Я что - таким ужасным был?
- Нет, конечно. Une espece de microbe(96) ты не был и никогда бы не мог быть.
- И выбросил свои очки. И, мне кажется, доказал в спортзале вместе с тобой, что у меня нет ни порока сердца, ни астмы - ни единой штуки, которыми меня раньше пугали. Пенни говорит, ты так прекрасен, что она до сих пор заливается румянцем, когда ты в комнату входишь. Ничего, что я так говорю? Я тоже так думаю.
Марк остановился. Они прошли через весь луг вдоль, затем поперек и теперь стояли прямо посередине.
- Поле подсолнухов на том берегу ручья всё сжали - оно было таким зеленым и золотым, сказал Сайрил. Помнишь, как чудесно мы бродили по воде два месяца назад, а?
Марк сел, глядя снизу вверх на Сайрила.
- Ты не чувствуешь, что тебя играть не принимают?
- Нет, что ты.
- Великая вещь, сказал Марк, впитывать все в себя. Пенни утверждает, что добрые ангелы могут провести ее сквозь исследование по Браку(97). За это я ее и люблю, люблю вот это в ней. Обнаружили, что существуют звезды старше вселенной. Столько всего узнать еще, столько всего впитать. Я читал английского писателя прошлого века по имени Лэндор(98) и нашел у него отрывок о юном греке пятого века, Гегемоне, пятнадцати лет, чьи кудри пальцем разглаживает знаменитая салонистка Аспазия - чтобы посмотреть, как они снова скручиваются. Он укусил ее за палец за вольность, которую она себе позволила, и она сказала, что теперь он должен его поцеловать, чтобы зажило, и, может быть, даже поцеловать ей и другие места, вот тут и вот тут, чтобы яд дальше не распространялся. Он играл Эроса, видишь ли.
Сайрил сел напротив Марка, пятки к пяткам.
- Греки, сказал он. Их дружба в гимнасиях, что могла свергать тиранов. Меня все равно это немножко еще пугает.
Мошкара.
- Она меня напугала, вернее сказать - удивила, когда я понял, насколько мне нравится, как Сэм и Уолт поддергивают штаны, насколько меня зачаровывает, когда Уолт вынюхивает по-собачьи. Как они лижутся и щупают друг друга.
- Да. Ох, Господи, да.
- Мы - переходные существа, вроде головастиков и лягушек. У Уолта любопытство дикаря и изощренность Пенни, такие, что он одновременно и безумен, и здрав. Ты его знаешь лучше, чем я.
