Он выпрямился.
– Возьми мою монету, как заработок, одну из многих, что ты получил здесь, и, возможно, мы больше никогда не увидимся. Или возьми ее, как первый заработок за песни в нашем путешествии, если тебе это больше понравится. А уж с верблюдом по ходу дела управляться научишься, обещаю.
Аларик взял монету и крутанул ее в пальцах.
– Ты, как я понимаю, тоже с хозяином заведения поговорил.
Темноглазый мужчина кивнул.
– Ты пробыл здесь восемь дней, и он хочет, чтобы ты еще остался. Не то чтобы подобному заведению требовались менестрели для привлечения клиентов, но ему самому нравится, как ты поешь. И ты легко находишь друзей, Аларик Менестрель. Безусловно, в твоем деле это не менее важно, чем в моем. Но мой брат считает, что ты очень пригодишься в путешествии, а я всегда доверял его суждениям.
– Твой брат?
Пирос постучал пальцем по бокалу.
– Неужели за годы наше сходство стало незаметным?
Аларик глянул через плечо, на владельца заведения. И понял. Да, они братья, вот только каравановожатый старше, и морщин у него больше.
– Что ж, менестрель, – сказал Пирос. – К завтрашнему дню у всех этих людей кончатся последние медяки, и они попросятся в караван. Ты присоединишься к тем, кого я выберу?
Аларик подбросил монету в воздух.
– Говорят, в великой пустыне есть заброшенный город. Говорят, что там спрятаны сокровища.
Пирос снова улыбнулся, едва заметно.
– Ты слушаешь выдумки пьяниц.
– А еще говорят, что на другом краю великой пустыни – земля чудес.
– Зависит от того, что человеку уже довелось повидать.
Аларик убрал монету в кошель.
– Я уже видел чудеса, Пирос, но хочу увидеть новые.
Он протянул руку.
– Я отправлюсь с тобой.
Темноглазый мужчина не обратил внимания на протянутую руку.
– Есть еще кое-что, менестрель, – сказал он.
Адарик убрал руку, расставив пальцы и коснувшись ими струн лютни.
– И?
– У меня есть сын. Твоего возраста, может, чуть моложе, и он уже ходил со мной этим путем. Я не считаю, что он может говорить от моего имени. Тебя нанял я, а не он. Я ясно выразился?
Аларик поглядел на лютню и тронул одну струну.
– Остальные тоже будут выполнять это?
– Все до единого.
Аларик кивнул.
– Да будет так, как ты желаешь, мастер Пирос.
– Пирос, – ответил мужчина. – Просто Пирос. На рассвете будь на дворе, готовый отправляться.
Аларик пел еще долго, не переставая думать, что это у Пироса за сын, что потребовалось такое предупреждение.
Небо еще серело в предрассветных сумерках, а на дворе таверны уже царила суета. Люди навьючивали на бесчисленных верблюдов тюки и бочки. Верблюды стояли на коленях, время от времени выражая недовольство ношей хриплым ревом, словно недокормленные ослы, которых заставили тащить тяжелые тележки. Аларик увидел, что в караване действительно идет большая часть тех, для кого он пел вчера. Интересно, как они могут работать так быстро, ведь у них наверняка головы с похмелья раскалываются. Некоторые даже ухмылялись, видя его, когда он пошел разыскивать каравановожатого.
Пирос был в западной части двора, в той стороне, куда они отправятся в путь. Рядом с ним стоял молодой парень, в одеянии, куда более новом и ярком, чем у Пироса, с головной повязкой темно-зеленого цвета. Судя по всему, это и был сын Пироса. Держался не хуже отца, прямо и с развернутыми плечами. Однако в то время, как Пирос властными жестами и короткими фразами повелевал окружающими, юноша стоял молча, сложив руки на груди и не обращая особого внимания на происходящее вокруг.
Аларик подошел к каравановожатому.
– Утро доброе, – сказал он.
– И правда, – ответил Пирос. – Хороший день, чтобы на запад отправиться.
Он внимательно оглядел Аларика, задержав взгляд на плетеной соломенной шляпе, которую Аларик сам сделал, посмотрел на темную тунику и шаровары, на крепкие сапоги, не новые, но вполне пригодные.
– Это так ты собираешься через великую пустыню путешествовать?
Остальные вещи у менестреля были сложены в небольшой заплечный мешок, поверх которого висела лютня. Чаще всего Аларик путешествовал налегке, пешком либо своим собственным способом.
– Все, что есть, – ответил он.
Пирос поглядел на верблюдов.
