— У моих родственников много денег нет, — с отчаянным злорадством заметил пленник.
— Деньги мне не надо, — не обращая внимания на тон собеседника, задумчиво ответил Карл. — Пенсия хватает.
— А что? — вопрос выражал крайнюю степень удивления, которая подавляла даже отчаяние.
— Поймешь… — пообещал Карл, вставая. — Обменяю, может быть. Человека приглашу — зубы твои посмотрит, пощупает… За машину дров. А может, подарю. Как вещь. Э, ладно. Я пошел. Спать будешь ложиться — лампочку выкрути. У меня свет мимо счетчика нет. Не ворую. Хоть и мог бы воровать, грабить — у меня «парабеллум» есть, от отца достался. Отец — фронтовик, понял? — на прощание заключил назидательно: — Воровать плохо! Особенно людей!
— Я работаю! — сказал пленник.
— Камиль тоже, — сказал Карл понятной себе фразой.
— Какой Камиль?
— Завтра покажу. Заложник. Раб. Вахаббит. В зиндане сидел, простыл, заболел, умирает, рак.
— У меня дед тоже фронтовик!..
— Вот видишь, какие мы одинаковые! — глубокомысленно заключил Карл. — Мы еще с тобой, знаешь, какие одинаковые? Обрезанные! Ты где служил?
— В Советской армии, — получилось очень миролюбиво.
— Знаю. А род войск?
— Стройбат.
— А я — в разведке, — тон Карла говорил о преимуществе, объясняющем настоящую ситуацию.
— Война!.. — выкрикнул чеченец, видимо, желая сменить направление дискуссии ближе к решению вопроса.
— Э, не надо все на война валить! А когда мир? А когда у тебя щищен в зиндане? А когда муслим заложник? А когда за дети — выкуп?..
— У меня мама — ингушка, — глухо прозвучало из подвала, в голосе не было уверенности.
— А, — Карл махнул рукой на крышку подвала. И добавил глубокомысленно: — Что чечен-ингуш, что урус-хохол, что татар-башкир — одна сапога пара.
— Найдут! — крикнул заложник, не в силах больше доказывать абсурдность своего пленения.
— Мерседес! — заметил Карл логично и вышел, захлопнув дверь сарая.
На следующий день Карл приехал к Фатиме на «Запорожце». Убедил ее отпустить с ним Камиля:
— Последний раз вдвоем побудем, в бане немножко его помою, на гармошке поиграю, потом обратно привезу. А то умрет, и все. Провожать не надо, только до машины, а там мой сын поможет. Укол сделай…
Насчет сына Карл лукавил, как, впрочем, и насчет всего остального, кроме бани…
Кое-как вытащив слабого Камиля из машины, Карл подвел его к кладовке. Открыл дверь — пахнуло запахом человеческих испражнений, посадил Камиля на приготовленный загодя стул. Из оконца в люке пробивался свет. Карл постучал. Задвигались блики и тени, показалось пол-лица, глаз.
— Смотри, Колька, — выдохнул Карл торжественно, — заложник. Щищен! Подарок тебе.
— Ас-саляму алейкум! — почтительно сказал человек из подвала.
Камиль несколько раз переводил взгляд с лючного отверстия с человеческим глазом на Карла и обратно. Наконец, поняв, в чем дело, что-то спросил у «глаза» на непонятном для Карла языке. «Глаз» многословно ответил. Карл угадывал в словах названия населенных пунктов, фамилии.
— Это мирный тейп, — тихо сказал Камиль Карлу и тихо засмеялся, закрыв пригоршней глаза.
Карл улыбался, радостный тому, что доставил-таки другу перед самой его смертью приятное. Вдруг из-под костлявой ладони слабо, но все же истерично смеющегося Камиля потекли слезы. И плачуще-смеющийся закашлялся, мучительно потянул в себя воздух и, отняв ладони от мокрого лица и закатив сделавшиеся страшными глаза, захохотал так, что Карлу показалось: еще несколько минут такого смеха, и Камиль умрет, затратив все оставшиеся силы на нечеловеческий хохот.
Отчаянно заговорил снизу пленник, но растерянный Карл его не понимал, хотя тот говорил по-русски.
— Не плачь, Колька, не плачь!.. — засуетился вдруг ужаснувшийся Карл. — Только смейся!.. Ты отомстился уже… Можешь на тот свет спокойно…
Камиль, будто послушав Карла, резко успокоился и, закрыв мокрые глаза, сидел, облегченно облокотившись на стену сарая, склонив голову на плечо.
Карл торопливо обратился к пленнику:
— Сейчас, друг, освобожду, сейчас… Только «парабеллум» с предохранителя сниму, — он отвернулся, чтобы стать невидимым пленнику, и щелкнул два раза зажигалкой. Затем открыл замок, вынул цепь и откинул крышку. Пока чеченец вылезал из подвала, Карл вышел во двор, отступил от кладовки на несколько шагов, многозначительно засунув руку в карман. Он заметил, что теперь Камиль, как карикатурный господин на смешной табуретке вместо трона, развалившись, сумасшедше ухмылялся, глядя на происходящее.
