— Сегодня мы пойдем с тобой, Сфрагис, в храм Бела и сделаем свои приношения на алтарь. Попросим милостивого бога, чтобы даровал нам благополучие и силы примириться с нашими горестями и несчастьями. В комнате Байт ты найдешь, Сфрагис, много всякой одежды. Выбери что-либо себе и надень. В храме у нас торжественно и красиво.
Они пошли вдоль широкой улицы в направлении храма Бела и по дороге остановились у площади, обрамленной колоннами, где стояли две мраморные статуи — царицы Зенобии и ее мужа Одената. Они остановились у этих статуй и долго их рассматривали.
— Это был великий царь, — сказал Хайран, показывая на скульптуру Одената. — Он одержал победу над персидским монархом Шапуром, и сам римский император даровал ему титул самодержца. Вот когда Пальмира и все окружающие ее оазисы вздохнули немного; и все же они подчинялись Риму. Когда умер Оденат, власть перешла к царице Зенобии. Посмотри, какая красавица. А умна и отважна более любого правителя.
Они вошли в храм через величавые ворота и подошли к трем священным статуям. Яргибола было солнечным божеством, Аглибола — лунным божеством. В большой нише стояла статуя верховного божества Бела. Она была большая, но ее можно было поднять, и во время процессий жрецы обносили ее вокруг святилища. Сфрагис положила на алтарь охапку алых душистых роз и вместе с Хайраном опустилась на колени, чтобы просить милости и покровительства бога Бела. Они дол го молились и, когда вышли на залитую солнцем улицу, удивились тому, как много веселых и беззаботных людей на площади у этого храма. А в храме полумрак и мрачные песнопения жрецов.
Хайран вернулся в свою лавку с заморскими товарами, а Сфрагис отправилась домой, где у нее было множество всяких забот. Ей надо было следить за порядком в большом богатом доме. Она, бывшая рабыня, теперь сама управляла слугами и служанками, поваром и двумя рабынями, которые ухаживали за большим садом, раскинутым вокруг дома Хайрана. Все обращались к Сфрагис, и она очень деловито и толково говорила, что нужно делать. Когда она не шала, что нужно делать, в таких случаях спрашивала Хайрана, и тот терпеливо ей объяснял. Она узнала, какую еду любит Хайран, и всегда старательно заказывала повару то, что правится хозяину. Она следила за тем, чтобы слуга подавал ему одежду соответственно тому, идет ли он в лавку, спешит ли во дворец для переговоров о каких-либо торговых делах или отправляется в храм. Сфрагис была очень толковой и смышленой хозяюшкой. Ей было трудно, но горячее желание быть нужной и полезной Хайрану помогало ей.
Прошло уже несколько месяцев с тех пор, как Сфрагис появилась в этом доме, и ни разу ей не пришлось встретить здесь ни брата Хайрана, ни Забды. Вспоминая о них, она удивлялась и очень огорчалась. Ей было непонятно, как они могли так быстро забыть добро, что сделал им Хайран. И как могли с таким равнодушием отнестись к его ужасному несчастью. Ведь они не знали о том, что в доме Хайрана появился человек, который заботится о нем. «Как же они жестоки! — говорила сама себе Сфрагис. — Хайран мог умереть в этом пустом доме, и они даже не узнали бы об этом. Разве что кто-нибудь из слуг догадался бы позвать бессердечного брата. А там, в Каписе, он все говорил о том, что никогда не забудет, как Хайран спас ему жизнь. Где же справедливость?»
Но вот как-то в день поминовения умерших, когда Хайран отправился на могилу своей жены Бельтихан, вдруг пришел его брат, и Сфрагис увидела его впервые после Каписы. Он настолько помолодел, был таким здоровым, цветущим, что Сфрагис даже не сразу его узнала. А он был очень удивлен, увидев ее здесь. Не ожидал, хоть и сам в свое время приглашал приехать в Пальмиру.
— Ты здесь в гостях, девочка? Давно приехала? Дома ли Хайран?
Он не сразу придумал, о чем можно говорить с этой девушкой. Она смотрела на него строго и внимательно. Его охватило какое-то смутное беспокойство. Сознание своей вины, к которому он не хотел прислушиваться, но которое жило где-то внутри него.
