И тогда в офис вошел тот самый страшный человек, которого Людочка уже видела несколько дней назад, после всех трагических событий. Она никому про него не рассказывала – он так велел, а ослушаться Людочке не приходило в голову.
Тогда, тридцатого марта, когда она пришла в офис и застала тут одну черепаху и вскрытый сейф, она сразу взялась за телефон, чтобы позвонить шефу.
– Никуда не надо звонить! – сказал тягучий голос.
На пороге стоял человек среднего роста, одетый в простую темную куртку, без шапки. Редеющие волосы плотно прилегали к черепу, как приклеенные. Человек молча смотрел на Людочку очень светлыми глазами, и у нее язык не повернулся спросить, кто он такой и по какому вопросу он пришел в их офис.
Мужчина вынул руки из карманов, на правой руке не хватало половины большого пальца. Он подошел к стойке, разлепил тонкие губы и стал задавать Людочке вопросы. Она отвечала односложно, по большей части отрицательно – ничего не видела, вчера ушла раньше, никто в офис не приходил… Взгляд его становился все пронзительнее, так что Людочка старалась не смотреть мужчине в лицо, но тогда в глаза лезла страшная беспалая рука, лежавшая на стойке. К концу разговора Людочка была мокрая как мышь.
И вот сейчас в офис вошел этот же самый мужчина.
Людочка дернулась, привстала, бросила испуганный взгляд на дымящуюся чашку кофе, которого дожидался Окунь, но страшный мужчина искоса зыркнул на нее и протянул своим холодным, тягучим голосом:
– Сидеть!
– А к-кофе… – робко пискнула Людочка. – Василий Романович просил к-кофе…
– Обойдется! – отрезал страшный человек и вместе со своим телохранителем скрылся в кабинете шефа.
Людочка послушно замерла и на всякий случай даже сложила руки на коленях, как послушная первоклассница.
И тут из переговорного устройства на ее столе донесся тот же холодный, тягучий голос:
– А вот и мы! Не ждал?
Людочка испуганно взглянула на переговорник. Шеф включил его у себя на столе, чтобы попросить кофе, и забыл выключить. Конечно, Людочка могла выключить свой динамик, но косой взгляд страшного гостя как будто парализовал ее, и она не могла пошевельнуть пальцем.
– Вы же… ты же знаешь, Иван… Терентьевич, что я тебе всегда рад! – послышался из динамика голос Василия Романовича.
Однако узнать голос шефа было трудно – всегда начальственный и самоуверенный, теперь он был робким и дрожащим.
На этот раз Людочка очень хорошо понимала шефа – на нее тот страшный гость, который только что проследовал в кабинет, тоже действовал как удав на кролика.
– Знаю, – насмешливо ответил гость. – Все я про тебя знаю, Вася, так что можешь не париться, не разыгрывать преданность… все равно я тебя насквозь вижу!
– Да что вы… что ты, Иван, я же перед тобой – как на духу… весь тут! Ты же знаешь! – отозвался шеф и даже попытался засмеяться для большей достоверности, но вместо смеха у него получилось какое-то куриное квохтанье.
– Вот и расскажи мне как на духу – куда делся тот конвертик желтый, где бумаги важные лежат. Такие бумаги, Вася, до которых тебе и дотрагиваться-то не положено было.
– Так я же…
Людочка воочию увидела, как страшный человек, которого называли Иваном Терентьевичем, кинул на Окуня такой взгляд, от которого ее шеф тут же замолчал, как будто язык замерз прямо у него во рту.
– А положено тебе было, Вася, бумаги эти получить и мне передать в целости и сохранности. Ты же этого не сделал.
– Иван… Иван Терентьич! Да вы не меня ли подозреваете? Я же вам рассказал, как дело было! – горячо заговорил Окунь.
Людочка готова была поклясться, что он трясет головой, клятвенно прижимает руки к груди и брызгает слюной. Мимоходом она удивилась, с чего это она представляет шефа в таком жалком виде, ведь раньше он всегда говорил уверенно, спокойно и деловито. А может, это только ей так казалось?
– Ты рассказал, – снова послышался тягучий голос Ивана. – Ты-то рассказал, что привез вам курьер из Смольного тот конвертик, что вместе с компаньоном твоим Евсюковым положили вы тот конвертик в сейф и поехали на банкет.
– На презентацию, – не своим, робким блеющим голосом поправил Окунь.
– Мне это вовсе без разницы. Это ты, Вася, вечно болтаешься по разным тусовкам да банкетам дармовым! Ладно, мне-то что, раз приглашают.
