– Ну, наслушались сказок, пора на боковую! – объявила Халява Панкратьевна, поднимаясь со своего ящика.
Бомжи зашевелились, повставали со своих мест и двинулись неровной цепочкой вслед за повелительницей. Сергей растерянно огляделся и побрел в ту же сторону.
Миновав заросли густого кустарника, они оказались на маленьком заброшенном кладбище. Тут и там из черной весенней земли торчали покосившиеся кресты и каменные надгробия. Каменный ангел с отбитым носом держал в руке опущенный факел, напротив него возвышалась гранитная пирамида с едва различимой надписью, сообщающей, что под этим надгробием покоится прах девицы Ефросиньи Сапегиной, скончавшейся в тысяча восемьсот двенадцатом году, девяноста двух лет отроду.
Сгущались сумерки, на землю опускался туман, и Сергея охватило тоскливое гнетущее чувство.
– Куда это мы идем? – спросил он Песьего Лекаря, невольно понизив голос.
– На место нашего пребывания, – ответил тот туманно.
Из сгущающихся сумерек темным пятном проступило массивное возвышение, огражденное высокой ржавой решеткой. Халява Панкратьевна подошла к калитке, отвязала веревку, которая эту калитку придерживала, и вошла за ограду. Вся компания послушно проследовала за ней.
Перед ними оказался вход в склеп.
– Неужели мы туда полезем? – испуганно прошептал Сергей, схватив за плечо своего спутника.
– А что такого? – Песий Лекарь пожал плечами. – Все лучше, чем под открытым небом ночевать! Ни дождь тебе не повредит, ни ветер не продует… мы тут давно уже обретаемся!
– Но там же… там же покойники?
– А что нам покойники? От покойников никакого зла уже не ожидается, они все, что могли, уже при жизни сделали, так что теперь гораздо безопаснее, чем живые.
Бомжи один за другим, пригнувшись, пробрались в склеп, и Сергею ничего не оставалось, как последовать за ними.
Внутри было довольно просторно, и хотя сыро и зябко, как и должно быть в склепе, но все же не так холодно, как на улице.
Кто-то из бомжей зажег самодельный светильник, и Сергей смог оглядеться.
В склепе на продолговатых возвышениях стояли несколько каменных саркофагов с полустертыми надписями на крышках. Судя по этим надписям, в склепе покоились останки членов богатого купеческого семейства, похороненных в конце девятнадцатого столетия и в начале двадцатого. Были тут купцы и первой, и второй гильдии, и почетные граждане.
В углу склепа была свалена огромная груда засаленного тряпья – должно быть, бомжи натаскали ее за долгое время. В эту-то груду и зарылись все пришедшие. Сергей тяжело вздохнул и тоже устроился на куче тряпья, кое-как укрывшись сверху несколькими драными мешками. Под боком у него возился одноглазый пес, и от него было теплее и спокойнее на душе.
Маркиз поднялся на пятый этаж с детства знакомого дома в Апраксином переулке и нажал кнопку дверного звонка.
За дверью раскатилась тревожная трель.
Затем наступила тишина.
Леня позвонил еще раз, и с тем же нулевым результатом.
«Что за черт, – подумал Леня, – куда это Толю черти унесли? Ведь договорились же, что он будет сидеть здесь безвылазно, чтобы не рисковать и не подставляться!»
Он хотел уже развернуться и отправиться восвояси, но вдруг расслышал за дверью едва различимый шорох.
В квартире явно кто-то был.
– Толян! – проговорил Маркиз, прильнув к двери. – Ты дома?
– Это ты, что ли, Леня? – донесся из-за двери свистящий шепот.
– Ну, я! – сознался Маркиз. – А ты кого ждал?
Из-за двери явственно донесся громкий вздох, загремели замки, и дверь приоткрылась.
В узкую щелку высунулась рука, втянула Маркиза внутрь, и дверь за ним тут же захлопнулась.
– Точно, ты! – с явным облегчением проговорил Анатолий, заперев дверь на все замки и повернувшись к Маркизу. – А я, понимаешь, в глазок гляжу – вроде ты, а вроде и не ты! Знаешь, как в нем все лица перекашиваются – нипочем не узнаешь! Помнишь, раньше были «комнаты смеха» с кривыми зеркалами…
Анатолий замолчал и еще раз придирчиво оглядел Маркиза.
– Ты как – не раненый? – спросил он с опаской. – Помирать не собираешься?
– Да вроде пока в ближайших планах такого не было, – удивленно ответил Маркиз. – А почему это ты так беспокоишься о состоянии моего здоровья?
