В середине ноября Караджале совершил свое последнее путешествие на родину, не лишенное приключений и недоразумений, как большинство его предыдущих поездок: товарный вагон с гробом был завезен по ошибке на другую станцию и загнан на тупиковый путь. Наконец 18 ноября вагон прибыл в Бухарест. Никто его не встречал. Никто толком не знал, когда состоятся похороны.
19 ноября в Бухаресте был холодный, дождливый день. Эмиль Гэрляну, председатель румынского общества писателей, приехал на вокзал в пять часов дня. Он увидел красный запломбированный вагон, мимо которого равнодушно проходили люди, не подозревавшие о том, какой груз он привез в Бухарест. Позднее, как рассказал Гэрляну, стали собираться друзья Караджале, приехал его сын Лука, появились и корреспонденты столичных газет. Наконец в шесть часов вагон был открыт, и друзья вынесли гроб на перрон. Здесь же была отслужена краткая панихида, после чего похоронная процессия направилась в город. Уже стемнело, на катафалке зажгли факелы. Процессия двигалась сквозь густую пелену дождя и тумана. Друзья покойного ехали на извозчиках. Только один человек пошел вслед за катафалком пешком, с непокрытой головой. Это был актер Янку Брезяну, знаменитый исполнитель роли Подвыпившего гражданина из «Потерянного письма».
Гроб привезли в церковь святого Георгия. Похороны состоялись 22 ноября. И в этот день шел дождь, и процессия двигалась под зонтиками по направлению к кладбищу Шербан-Водэ.
Надгробные речи произнесли писатели Барбу Делавранча, Ал. Давила и Михаил Садовяну. Над разверзнутой могилой говорил также Таке Ионеску. Выступали и другие лица, которые никогда не были друзьями Караджале.
Делавранча нашел достойные слова, выразившие величие покойного и скорбь живых. Он сказал, что Караджале был неутомимый труженик, великий писатель, мыслитель и настоящий патриот. Делавранча сказал:
«К чему бы ни прикоснулась его рука, она оставила нестираемые следы о том, что здесь проходил он, истинный великан нашей нации, суровый учитель нашего и будущих поколений».
Михаил Садовяну, тогда еще молодой человек, но уже известный писатель, потрясенный смертью Караджале, опубликовал и некролог, в котором совершенно верно указал место покойного в истории румынской литературы. Глядя на свою библиотечную полку, Садовяну писал:
«…вот Эминеску, а рядом с ним Караджале. Их книги — это священные урны, в которых спят их мысли, их страдания и надежды. Я плохо выразился: не спят, а бодрствуют; они живы, как живы в природе тепло и свет; неустанно проникая в наши души, они улучшают их и оплодотворяют».
Таких слов никто не говорил ни Эминеску, ни Караджале при их жизни. Но отныне их станут повторять не только те, кто говорит и думает на румынском языке. Ибо как раз тот художник, что стоит в центре душевной жизни своего народа, становится наиболее понятным другим народам.
И.Л. КАРАДЖАЛЕ В СОВРЕМЕННОСТИ
Посмертная слава писателя бывает краткой и легкой — взяв старт с треском бенгальского огня, она сгорает быстро и без остатка, у нее нет никаких шансов приземлиться в завтрашний день. Но бывает иная слава — мудрая и основательная, растущая медленно и постепенно, становящаяся все более полной, чем больше времени ушло от момента появления создавших ее творений. Именно такая слава — удел И.Л. Караджале.
Нельзя сказать, что его жизнь прошла в безвестности. И было бы неправильно считать, что его произведениями заинтересовались лишь после его смерти. Но нужны были два-три поколения, чтобы эти произведения неопровержимо доказали свою жизненность. Понадобился социальный переворот, чтобы разгадать все поставленные ими загадки. Удивительно, как волнуют читателей образы Караджале, его наблюдения и открытия именно в наше время, когда изображенное им общество уже отошло в прошлое. Поразителен интерес к его комедиям и за пределами Румынии — «Потерянное письмо» известно теперь во всех театральных метрополиях мира.
Пока в Румынии длилась социальная власть денег и страна управлялась политическим механизмом, который так точно описал Караджале, множество критиков старательно доказывали, что караджалевские произведения устарели и что им не следует придавать особого значения. Но, как справедливо писал один из тех румынских писателей, которому эти творения были особенно дороги, Михаил Себастиан: «…если Караджале и в самом деле устарел и отошел в прошлое, то к чему же это упорство и озлобленность, эта полемическая страсть, эта наглость, с которой через двадцать семь лет после его смерти бесконечно повторяют одно и то же? Эта «устарелость», это «забытье», не дающее нам покоя, парадоксальная и бесконечная шутка истории нашей литературы».
