Это решение стало известно в июле 1345 года, и двор воспринял его как гром среди ясного неба. Папа издал буллу о совместной коронации Андре и Джованны.
Карлу объявляли шах. Его дядя кардинал Перигор сделал все, что мог, чтобы воспрепятствовать такому исходу, но в конце концов папа исполнил настойчивую просьбу Людовика Венгерского, который выдвинул веский довод, заявив, что он сам, будучи законным наследником короны Неаполя, согласен отказаться от своих притязаний только в пользу младшего брата. Довод этот он подкрепил вручением папе огромной по тем временам суммы в сто тысяч золотых крон; и тотчас же папскому двору стало ясно все в этом запутанном деле.
Решение папы расстраивало игру Карла. Однако он взял себя в руки и начал обдумывать ответный ход, который дал бы ему преимущество. Он отправился поздравлять Андре и застал его раздувшимся от гордой уверенности в своем триумфе.
— Рад вас видеть, — приветствовал его Андре. — Я не такой человек, чтобы забыть тех, кто был со мной, когда судьба моя еще не была решена.
— Я надеюсь, — сказал Карл, освободившись от братских объятий, — что вы не забудете и тех, кто был вашим врагом и кто, даже будучи поверженным ныне, предпринимает отчаянные попытки предотвратить вашу коронацию.
В обычно тусклых глазах венгерца появился недобрый огонек.
— О ком вы говорите?
Карл задумчиво погладил черную бороду; взгляд его прищуренных темных глаз был печален. Нужно было наметить такую жертву, чтобы друзья Джованны испугались и сделали выгодные ему ходы.
— Ну, прежде всего это советник Джованны Изерниа.
Выкладки этого мерзкого законника подвергают сомнению ваши права на корону. Дальше надо назвать…
Однако здесь Карл сделал многозначительную паузу, умолкнув как бы в нерешительности.
— Кто еще? — вскрикнул Андре. — Скажите!
Герцог пожал плечами.
— Говоря по правде, их хватает. У вас слишком много врагов среди друзей королевы.
Легкий загар не смог скрыть бледность Андре. Он сбросил малиновый плащ, как если бы ему вдруг стало жарко, и стоял, подавшись вперед, словно изготовившись к схватке.
— Нет нужды называть их имена, — сказал он жестко.
— Конечно, — согласился Карл. — Но самый опасный Изерниа. Пока он жив, смертельная угроза подстерегает вас повсюду. А его кончина могла бы вызвать панику, которая свяжет руки остальным.
Больше не надо было ничего говорить. Он знал, что сказал уже достаточно для того, чтобы Андре, мрачный и гневный, посеял ужас в сердцах тех, кто чувствовал за собой хоть какую-нибудь, пусть даже ничтожную, вину, и в том числе, конечно же, и в сердце Джованны.
Андре посоветовался с монахом Роберто. Доказательств того, что Изерниа опасен, вполне достаточно, и поэтому наутро он пал от кинжала убийцы, подкараулившего его при выходе из замка Кастель-Нуово. Карл лично сообщил об этом двору.
Тем прохладным вечером придворные прогуливались по прекрасному парку Кастель-Нуово. Приблизившись к ним, Карл коснулся стального плеча Бертрана д’Артуа. фаворит королевы искоса взглянул на герцога. Зная о связях Карла с Андре, Бертран относился к нему с неприязнью и недоверием.
— Этот венгерский боров, — сказал Карл, — начал точить свои клыки. Ведь теперь его власть подтверждена папой.
— Мне все равно, — ухмыльнулся д’Артуа.
— Не знаю, будет ли вам все равно, если я добавлю, что он уже успел обагрить их кровью.
Бертран д’Артуа изменился в лице. Герцог продолжал:
— Он начал с Джакомо Изерниа. Десять минут назад тот был заколот насмерть в двух шагах от замка. Я думаю, это только начало.
— Боже! — воскликнул д’Артуа. — Изерниа! Царство ему небесное. — И он перекрестился.
— Царство небесное ждет и многих из вас, если вы позволите этому венгерцу стать орудием провидения, — сказал Карл с мрачной усмешкой.
— Это угроза?
— Не распаляйтесь и не валяйте дурака. Я предупреждаю.
Я знаю, как он настроен. Мне известны все его намерения.
— Да, вы всегда были его доверенным лицом, — насмешливо проговорил Бертран.
— Это так. Но теперь с меня довольно. Я — неаполитанский принц и никогда не пойду на поклон к варвару.
С ним можно было славно покутить и поохотиться, пока он был просто герцогом Калабрийским и не чаял стать чем-то большим. Но если он сделается моим королем, а наша госпожа Джованна — всего лишь его супругой…