— Я же сказал, что никого сегодня не принимаю.
— Это, кажется, новый врач…
— Вот как! — Бабалы был несколько ошеломлен таким совпадением. — Тогда пусть войдет.
Спустя минуту перед ним предстал худощавый парень в аккуратном сером костюме, с аккуратно повязанным галстуком и аккуратной прической.
Смерив его не слишком-то приязненным взглядом, Бабалы сухо сказал:
— Слушаю вас.
— Моя фамилия Дурдыев. Я направлен к вам после института врачом. В вашу поликлинику.
— Я знаю, что должен был прибыть новый врач.
— Вот… я прибыл. Только неувязка получилась. В райздрав пришла телеграмма: наш министр приказывает перевести меня в Карамет-Нияз…
— Хм… А к нам кого же? Мы ведь тоже посылали заявку на врача.
— А сюда — Аджап Мергенову, мою сокурсницу, которая получила назначение в Карамет-Нияз.
Бабалы чувствовал себя неловко.
— Вас что же, не устраивает этот перевод?
— Товарищ Артыков, мы ведь люди, а не карты, которые можно тасовать и так, и эдак. И не ашички * — чтобы играть нами.
— Мда… Что же вы от меня хотите?
— Чтобы вы, как начальник участка, опротестовали приказ министра. Я думаю, и Мергенова со мной согласится.
— Возможно, возможно…
Бабалы потер ладонью щеку. Знал бы ты, дорогой, как обстоит дело в. действительности! Аджап только обрадуется этому приказу: ради того, чтобы она работала в Рахмете, и заварилась вся эта каша. Так, Новченко, значит, похлопотал за нее перед министром… А он, Бабалы, еще сомневался в Сергее Герасимовиче. Нет, на него, можно положиться! Все, выходит, устраивается по желанию Бабалы, надо бы радоваться, а у него почему-то скверно на душе…
Как-то жалеюще глядя на посетителя, он медленно проговорил:
— Знаете пословицу, товарищ Дурдыев: ручка на казане приделывается там, где захочет мастер. Министру виднее: кому где работать. Не нам с ним спорить.
— Верно, виднее. Потому все мы без разговора отправились туда, куда нас назначили. Мне повезло: я родом из этих мест. И уж раз меня направили именно к вам, то, естественно, у меня нет особого желания тут же перебираться в Карамет-Нияз неизвестно по какой причине.
— Ну, у министра, возможно, имелись причины дать новое указание.
— Ума не приложу, почему он это мог сделать.
— Скажем, у Мергеновой в Рахмете — родня.
— Тогда бы она сказала об этом при распределении.
Бабалы начинало раздражать упрямство этого парня. Ну, что бы ему сразу согласиться поехать в Карамет-Нияз. Не все ли равно, в конце концов, где лечить людей? Гм, но ведь ему и Аджап не все равно… Может, и у Дурдыев а имеются основания держаться за Рахмет. Тем более что он и был сюда назначен. Нехорошо получается… Как писал отец, «не по совести»…
Бабалы продолжал уговаривать парня уже через силу, внутренне морщась брезгливо от своего ханжеского тона:
— Поймите, товарищ Дурдыев, для нас самих удобней иметь врача-мужчину, а не женщину. Сами знаете, как капризен прекрасный пол. Вы ведь, как солдат, сразу вскочите на ноги, если даже вас поднимут среди ночи. И поспешите туда, где в вас нуждаются. А женщину ночью и не решишься разбудить… Так что я с удовольствием попросил бы министра оставить вас в Рахмете. Только боюсь: не послушает он меня.
Про себя Бабалы усмехнулся: ты больше и не вправе его ни о чем просить, он и так уже пошел тебе навстречу. Поэтому тебе и приходится сейчас ломать комедию перед этим парнем. Парень, правда, особой симпатии не вызывает… Ну, что, правда, уперся, как ишак — свет клином для него на Рахмете сошелся!
Дурдыев пожал плечами:
— Прямо не знаю, что делать…
Выражение лица у него стало нерешительное, и Бабалы вдруг испугался, что парень вот-вот согласится с ним. Он знал, что если спровадит молодого врача в Карамет-Нияз, то сам потом будет казнить себя за это.
После недолгого раздумья Дурдыев, посветлев лицом, что сразу придало ему обаяние, решительно произнес:
— Ладно, поеду в Карамет-Нияз. Не такая уж это даль, правда, товарищ Артыков? А врачи всюду нужны, да и болезни везде одинаковые. Главное — чтоб работа была по душе. Как туда добраться, товарищ Артыков?
Он, казалось, уговаривал сам себя. Бабалы прикусил губу, но теперь ему ничего не оставалось, как ответить;
