Тряхнув головой — словно отбиваясь от комаров, Новченко сердито буркнул:
— Ну и места!.. Сущий ад.
Он высморкался, стряхнул ладонью песок с толстовки.
Бабалы, которому надоело сидеть молча, с усмешкой проговорил:
— А что вы еще ждали от Каракумов? Когда они смирные, ими и залюбоваться можно. Но нрав у пустыни, сами знаете, коварный и капризный. Никогда не предполагаешь, какой сюрприз она способна поднести.
Новченко опять повернулся к Бабалы:
— А ты меня не пугай, я не робкого десятка! Привык и к сладкому, и к горькому. Пожалуй даже, песчаную бурю я предпочту ленивому домашнему уюту. К сожалению, дорогой, имеются страстные любители покоя. Вот у них при одном слове «Каракумы» начинают трястись поджилки.
— О ком это вы, Сергей Герасимович?
— О всякого рода перестраховщиках, у которых глотки — это меха в кузнице. ТЫ что, не слышал, как они разоряются: дескать, мыслимое ли это дело — вести канал через Каракумы, где бури поднимают в воздух тонны песка?.. Пустыня всосет воду, пустыня засыплет канал!.. Новченко и его приспешники поверили в сказку и обманывают партию и народ!..
Передразнивая ненавистных ему маловеров, он от злости даже брызгал слюной.
Бабалы спросил с лукавой усмешкой:
— И у нас на строительстве есть подобные люди?
— Ха!.. Зачем далеко ходить? Позади нас едет большой начальник — гражданин Ханин. Генерал от инженерии! Первый мой помощник! Но такие, как он, не помогают, а только дезорганизуют строительство!
— Вы ведь — тоже начальник. Руководитель всех строительных работ!
— Вот-вот. Тоже… Как говорится в пословице, головы двух баранов не поместишь в один котел. Когда в доме два хозяина, порядка не жди. Поверь, дорогой, схватки с Ханиным нам не избежать. И тогда или он полетит со своего места, или я!
— По-моему, вас поддерживает и ЦК, и министерство.
— Там тоже — разные люди…
«Не дай-то бог, чтобы победил Ханин! — У Бабалы даже холодок пробежал по спине. — Тогда конец великому нашему делу… И как у некоторых хватает совести — возглавлять мероприятие, в успех которого не веришь? Неужто для них важен пост — сам по себе?.. Я бы на месте Ханина добровольно сложил с себя и ответственность, и высокие полномочия».
Машина с трудом продвигалась в зыбучих песках, мотор ревел зло и натужно. Порой она оказывалась не в силах с первой же попытки взобраться на встречный бархан, сползала по склону вниз, набрав скорость, снова карабкалась к вершине, и так повторялось по нескольку раз. Вода в радиаторе кипела, над ним клубами вился горячий пар.
Но вот колеса машин начали подминать под себя саксаул и селин*. Растительность эта, густо покрывавшая большую площадь пустыни, сдерживала движение песка. А тут и ветер немного поутих. Пыль стала рассеиваться, горизонт постепенно светлел.
Спустя некоторое время ветер совсем улегся. Вокруг воцарилась тишина, нарушаемая только фырчаньем «газиков».
Бабалы усмехнулся про себя: горазда же природа на всякие фокусы! Только что все пространство над пустыней застилала непроглядная пелена пыли, и нате вам — пыли как не бывало, солнце щедро полнит воздух прозрачным золотом!.. Шуточки великана-природы… Ничего, мы ее силушку используем с толком для себя!.. Когда заструится здесь рукотворная река и на берегах ее вымахнет сплошная зелень — ветры пустыни будут взяты в узду, мы заставим их покориться человеку!..
Линия горизонта словно отступала все дальше и дальше, необозримые просторы открывались взорам путников.
Ах, как хороша была тихая, присмиревшая пустыня!.. Тут и там, среди высохшей осоки, вспыхивали зеленые лужицы травы. Седой черкез, сезен, борджак, селин играли под солнцем всеми цветами и оттенками, этот весенний наряд пустыни красил ее, радовал глаз… Желтовато-зеленые тонкие стебли саксаула свешивались вниз, как ветви хрупких плакучих ив.
В машине повеяло теплыми пряными запахами.
Бабалы зорко и жадно вглядывался в окрестности. В пустыне шла своя жизнь. Сновали взад и вперед ящерицы, большие и маленькие. Реже — пробегали вараны. С солидной неторопливостью волочили черепахи свои панцири, похожие на шахматные доски. Чудилось, прежде чем сделать один шаг — они сто раз обдумывали его:
