«Ладно, с этим я потом разберусь, — думал Бабалы. — Настоящих-то людей на участке наверняка больше, многие только не сумели еще включиться в нормальный производственный процесс. С лоботрясами придется повозиться, что ж, хороших строителей доводилось лепить и не из такого материала!.. А отпетых проходимцев — выгоню. Если уж, конечно, никакой надежды не останется и их вывести на верный путь. Людьми заботливый хозяин не бросается…»
Но ведь на участке, кроме рабочих, было и руководство, люди с широким кругом и полномочий, и обязанностей. Как же они могли допустить такую бесхозяйственность?.. Куда они-то смотрят? Их халатное бездействие больше всего и возмущало Бабалы В жизни ему не раз доводилось сталкиваться со всякими неполадками на стройках, но такого вопиющего беспорядка он еще не видел.
На минуту у него даже мелькнула мысль: а не махнуть ли на все рукой, не податься ли обратно в Ашхабад и наотрез отказаться там от возложенной на него должности?.. С таким непорядком и опытному-то руководителю нелегко справиться, а он в этом качестве выступает впервые.
Но тут же он резко укорил себя за минутную слабость. Он мог и имел полное право сопротивляться назначению на пост начальника участка. Однако идти на попятную теперь, когда он принял должность, — это уж последнее дело. Это значило бы, что он дезертировал с поля боя. На такое Бабалы Артык не был способен. Он сам посчитал бы себя недостойным высокого звания коммуниста, если бы сбежал от трудностей. А еще он словно чувствовал на себе требовательный взор отца: «Помни, чей ты сын, не позорь мою честь!»
Нет, он и шагу назад не сделает, грудью встретит любые трудности; и девизом его будет: бороться и побеждать!..
Прежде всего надо поправить положение с выгрузкой и хранением бесценной техники. Он никому не позволит наплевательски относиться к народному добру!.. Никогда не мирился он с бесхозяйственностью, она для него — как нож острый, и не поздоровится от него тем, кто устроил на участке свалку из механизмов и строительных материалов! Ведь это государственное достояние, и тот, по чьей вине оно приходит в негодность, — вор!..
Придется ткнуть носом в это безобразие местных горе-руководителей… Гм… А что толку? Что они, сами не видят, что здесь творится?.. Может, начальник участка, которого он должен сменить, новичок в своем деле, как и он, Бабалы? Да нет, Бабалы говорили, что работает он тут давно. Значит, он или сознательно закрывает глаза на весь этот беспорядок, и тогда это преступная халатность, или просто свыкся с ним. Говорят же, что попавший в соляной раствор сам превращается в соль. А, глупая поговорка. Если у человека есть совесть, он не может свыкнуться с тем, что наносит ущерб его народу!
Бабалы резко повернулся к Нуры:
— Нуры-хан!.. Куда мы приехали?
— Как это куда? Не видишь: в Рахмет.
— Я вижу только, что здесь черт те что делается! И это наш участок?
— Слава богу, еще не наш. И знаешь, начальник, что я посоветовал бы? Пока ветер не замел наши следы, надо уносить отсюда ноги…
— Спасибо за мудрый совет.
— Ну вот, сердишься. Не зря, видно, молвит пословица: слова бедняка — и земля не принимает.
— Да, если эти слова годны лишь на то, чтобы развеять их по ветру!
Нуры кивнул понимающе:
— Так. Значит, остаемся. Тогда надо поискать приют и разгрузить машину. Видишь — наш «газик» томится, словно в ожидании приговора.
— Ты полагаешь, если не выгрузить из него вещи, так они испортятся?
— Да нет, вещи-то выдержат и машина тоже — она железная, А вот ее шофер — живой человек, И от голода и усталости еле на ногах стоит…
— Потерпи еще немного.
— Сколько можно терпеть! У меня уж в глазах темнеет…
— Тогда ступай в машину. За ней, кстати, нелишне приглядеть, не то и ее по частям растащат.
— А может, лучше все-таки узнать, где нам положено обосноваться?
— У кого ты узнаешь в этом столпотворении?
— У начальства — у кого же еще.
— Начальство еще найти надо.
Бабалы окликнул рабочего, проходящего мимо:
— Братец, ты не скажешь, как найти начальника участка?
Тот щелкнул пальцами по козырьку грязной кепки, лихо надвинутой на затылок:
